Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Так, к завтра надо прочитать хотя бы Коплстона с его Историей Зарубежной Философии(496 страниц). Потому что завтра мы снова готовимся коллективно. А я залипла на нашедшегося в своей библиотеке Гартмана, которого надо было прочитать к 18 числу. Помимо этого я залипла на Вивальди без его вечной скрипки, что открывает мне новые горизонты чувственно постигаемой реальности, но негативно сказывается на понимании ИЗФ. Ладно, читать читально.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
читать дальшеЯ смотрю на свое отражение в окне и думаю о вещах, о которых думать сейчас не время. О Чернышевском, например. Вернее, о том, что, несмотря на рациональность предложенного им бытоустроения, он... жил не сейчас. Три комнаты, наверное, практически невозможны. Да и не нужны особо. Тем более - я считать не умею.
На правой руке у меня покраснение, которое я связываю с отсутствием перчаток и прогулками, а на левой - ожог. Не от готовки даже - просто кипятком обварила. Как всегда, в общем. Я не умею без ожогов. Так же, как не умею делать все правильно и рационально - мне обязательно нужно положиться на какие-то мифические остаточные знания, потом посмотреть и понять, что знания кончились примерно так же, как вчера, вернувшись из магазина, я заметила внезапное отсутствие сыра в холодильнике. "Но он же был!" - и кончился. А ты не заметила, дура. Где-то с месяца полтора ношу в себе ощущение достигнутого предела интеллектуального развития. Предела доступного знания и границы возможности к пониманию. А это, оказывается, я впервые столкнулась с необходимостью учиться. Я не помню, чтобы мне нужно было учиться в школе - все было легко (ну, или почти легко). Можно было ничего не делать - и все равно оказываться "академически успевающей". А сейчас, мне кажется, что этого не хватает. Что этого мало. И вот я сижу с этими своими руками, чешу затылок - и понимаю, что не только ничего не умею, я не знаю, как учиться эффективно. Имеющийся у меня метод слишком... долгий. А нужно быстрее, еще быстрее - и еще быстрее. И как можно глубже, как можно больше. Я знаю слишком мало. А все туда же - стремлюсь говорить о каких-то общих законах бытия. Не получается ли так, что я подменяю мысль парафразом?
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
полсотни ненавистиСытость, холеная мерзкая сытость. Сознание ищет пустоты, сознание жаждет адреналина в крови в большей мере, чем этого должно желать. Последние полгода-год мне кажется, что вся эта культура городов, развитых или не очень стран, выродилась в среде обычного человека, в этой прослойке среднего класса, в неутолимую жажду встречи со смертью. Не так бабочку тянет в костер, как руку обычного человека - к томику простого эзотерического или псевдонаучного учения. Или к кнопке вызова знакомого барыги. Или к чему-нибудь, связанному с риском. Неосознанным риском. Сытость, холеная мерзкая сытость заставляет искать встречу со смертью в любом ее виде. Но ведь не смерть нужна, а голод, пустота, пространство внутри, постоянно свободное для чего угодно. На эту мысль уже было потрачено несколько лесов, наверное. А воз и ныне там. Потому что сытость ищет перемен ради перемен, а не в движении куда-то.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
читать дальшеДорогая, все очень и очень плохо. Директива с "бытие - язык" и попытка вывести некий всеобщий закон, вглядываясь в собственную пустоту приводит ни-ку-да. Язык - вторичный конструкт индивидуального сознания. С позиций всеобщего - да, действительно, вне рамок языка нет и не было ни-че-го, касающегося человека. Все - восприятие, чувствование, знание, понимание, мышление, - укладывается в язык и не существует, по большому счету, вне его рамок. Но язык существует не от того, что в нем самом по себе есть потребность. Потребность есть в общении, в обмене информацией - средствами языка. Индивидуальный опыт чужд языку в своей дистиллированной природе, но в силу того, что на горизонте сознания постоянно маячит необходимая возможность передачи этого опыта во вне, соотнесения своего и чужого - опыт автоматически облекается в вербальную форму. Индивидуальный опыт - именно с него начинается твоя жизнь - втекает в опыт общественный. Общественный опыт - и посредством языка тоже - срастается со средой, в которой появляется человек. Вышивка гладью, наверное, очень философское занятие. Надо попробовать.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
читать дальшеВ этой голове слишком много мусора. Настолько, что этот мусор слился со стенками черепной коробки. Пространства меньше, а что убрать - не знаю. Раньше-то... Но то - раньше. Сейчас - нет, nihil. Ожидавшейся победы сознания над материей не случилось. Мысль все так же неповоротлива - и порой мне кажется, что нет ни одной. У меня должна начаться немедленно подготовка к экзаменам. Первый - история. 28 вопросов, из которых я, кажется, ни одного не знаю. Потом - онтология. Я могу сколько угодно говорить, что все-все-все знаю, но я знаю только одно. Я не знаю ни одного ответа. И ИЗФ. Но это в конце месяца. Мне необходимы два реферата, свободное место в голове и альбома три, наверное. А еще я снова хочу прыгнуть с моста. Но смогу, наверное, только после сессии.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
У меня на один полученный зачет больше. Теперь ему надо собирать компанию. Зачет по культурологии - есть. Вечером должен был бы быть зачет по социальной философии. Зачет по латыни - на конец недели. Зачет по философии права - на конец недели. Зачет по английскому - жопа. Про физическую культуру я молчу. Там почти такая же жопа, только еще больше. Уже вторник, я понимаю, что мало что успеваю. И это не в первый раз. Но один имеющийся зачет вселяет в меня надежду.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Презабавная партия в чатурангу: я, латынь, лень и мое здоровье. На время. Мы с латынью уже готовы друга друга предать и оказаться по разные стороны доски. Но тогда это будет какая-то другая игра, я думаю. Может быть, это будет игра "пиздец и отчисление".
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
and now for something completely the same...Я теперь, кстати, примерно представляю, сколько времени провожу в пустом ожидании. Например, за двадцать минут до еды скушать надо таблетку. Готовишь еду, накладываешь, ешь таблетку. Ждешь. А когда ждешь - хочешь, очень хочешь курить. Надо бы, по-хорошему, хоть что-нибудь рассказать, но мне нечего рассказывать. Все какое-то глупое и незначительное. Даже тот факт, что я болею, вызывает во мне не более, чем досаду: ну как, мол, не вовремя-то! Добрый П., который почти дотянул до подарка мечты, сказал давеча, что я ему не нравлюсь "такой". А я не понимаю ни-хре-на. Если подбирать песню под мое состояние, то это - Smells like Teen Spirit.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
"Диета при лечении язвы желудка предполагает категорический отказ от курения и употребления алкоголя, а также исключение из пищи всех продуктов, раздражающих слизистую оболочку желудка. В большинстве случаев, при обострении язвы, а также для профилактики рецидивов пациентам назначается диета №1 по Певзнеру, которая исключает употребление следующих продуктов: газированных напитков, сырых фруктов и овощей с большим содержанием клетчатки, насыщенных мясных, рыбных, грибных бульонов, жареных блюд, копченостей, маринадов, солений, крепкого чая, кофе. <...> В связи с этим приветствуется употребление приготовленного на пару мяса и рыбы, пюре из свеклы, яблок, моркови, молочнокислых продуктов, омлетов, киселей и каш." Зашибись, что. Просто чудесно. Окей, впрочем. Отличный подарок на день рождения, да. ^___~
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
...Слова, как мы все знаем, это очень и очень важно. Правда, чаще всего мы используем бесподобные в степени своей размытости выражения, состоящие из невнятных глаголов, непонятных заимствований из каких-то неславянских языков и лишенных смысла местоимений. Размытость ведет к двойственности, двойственность - к непониманию. И не просто к непониманию другого человека - с этим еще можно было бы как-то смириться, но к непониманию самого себя, своих надежд и желаний. Поэтому я никогда не понимала таких слов как "счастье", "благо" или "хорошо". Это утешительные слова, но не практичные. Сказать, что хочешь, чтобы было хорошо - это не сказать. Это - высказать, апеллировать к нерациональной части своего естества. А вот сказать, что хочешь поесть - это уже сказать, это обозначить то, что ты по-настоящему хочешь изменить. читать дальшеГегельянство, конечно, с моей стороны, но пока что - только так и могу указать разницу между двумя синонимичными глаголами, которые часто приходится использовать. Конечно, не стоит забывать и про то, что можно высказать, но не сказать; сказать, но не высказать; и высказать, и сказать. Диалектика же. Надо бы еще логически привязать форму - к высказать, а содержание - к сказать. На это просто не хватает сил сейчас. Еще надо от "сказать" образовать такой синоним высказывания, который был бы точен и полноценно выражал свое значение. И можно будет приниматься за следующий этап работы.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Наткнулась на заманчивое название: "Бог не любовь"(в оригинале - God is Not Great: How Religion Poisons Everything). И поняла - это оно, это то, что надо читать параллельно с Жильсоном и теми, о ком Жильсон пишет. И, по первой главе судя, я не ошиблась: эту книгу действительно стоит прочитать. цитаты с моими комментариямиХитченз радует глаз определенной слепотой по отношению к человеческой сути. Начнем с основ, потому что карандашом выделять можно практически каждый абзац. Остаются четыре фундаментальных возражения против религиозной веры. Во-первых, она представляет в ложном свете происхождение человека и вселенной. Во-вторых, из-за этого исходного заблуждения она умудряется скрещивать верх раболепия с верхом нарциссизма. В-третьих, она одновременно является результатом и причиной опасного подавления сексуальности. И, наконец, в ее основе лежит элементарное стремление выдать желаемое за действительное. - заметим, что это довольно спорные утверждения, из которых контр-аргумент я с трудом нахожу только к третьему. Нам отвратительны жертвоприношения и ритуалы, а с ними мощи и поклонение любым изображениям или предметам (даже если эти предметы имеют вид одного из самых полезных человеческих изобретений — книги). Ни один уголок Земли для нас не более «свят», чем другой. Тщеславной нелепости паломничества и откровенному ужасу кровопролития во имя какой-нибудь священной стены, пещеры, гробницы или камня мы противопоставляем то неспешные, то нетерпеливые шаги по залам библиотек и галерей или обед с хорошим другом — всегда в поисках красоты и истины. - да, музеи-квартиры - это не форма поклонения. И фраза "Интернет - наш Бог, и Роутер - пророк его" появляется у меня в речи абсолютно случайно. Нет, конечно, понятно, что Хитченз пишет о тех, кто сознательно отрицает существование Бога, но вот выглядит это примерно так же, как в том стрипе про "Здравствуйте, вы не хотите впустить в свою жизнь квантовую механику?" Преступления на религиозной почве происходили и происходят не потому, что мы порочны, а потому, что наш вид, по своей биологической природе, лишь отчасти рационален. Эволюция оставила наши пред-лобные доли слишком маленькими, а наши надпочечники слишком большими; наши репродуктивные органы, судя по всему, разрабатывала правительственная комиссия. - И это действительно так, но... Полная и бесповоротная рациональность приведет к тому, что уже описывали Оруэлл, Хаксли и Замятин. Несмотря на это есть и хорошие моменты: он действительно производит впечатление человека, который вдоль и поперек исходил материал, который тщательнейшим образом вгляделся в историю вопроса, в контекст вопроса. Но ответ выглядит пока что несколько коммерческим. Особенно - в контексте Жильсона. Особенно, в контексте схоластики или же гегелевского замечания о том, что "в философии слишком много бога". Ну и просто в контексте честертоновского патера Брауна. Но Хитченз не настолько догматичен, как может показаться: "Таким образом, самый умеренный аргумент против религии одновременно и самый радикальный, и самый обезоруживающий: религия — человеческое изобретение. " - пишет он после того, как вводит в поле нашего взгляда круг проблем нерешаемых разумом. То есть рассказывает нам об антиномиях Канта(не поминая, конечно, великого и ужасного всуе). И, - что самое главное, - Хитченз открыто говорит о том, что выходит из той светской среды, которая, будучи сопричастной вере, все же никогда не обращалась ни в фанатизм, ни в резкую критику. И последний его аргумент в первой главе: Я не прочь ходить на бар-мицвы их детей, восхищаться их готическими соборами, «уважать» их веру в то, что Коран был надиктован (пускай исключительно по-арабски) неграмотному торговцу, и интересоваться воззрениями виккан, индуистов и джайнов. Более того, я буду делать это, даже не настаивая на том, чтобы они, в порядке ответной любезности, не мешали жить мне. Религия, увы, не способна на такую любезность. Пока я пишу эти слова, пока вы их читаете, правоверные изобретают новые способы уничтожить и меня, и вас, и добытые тяжким трудом достижения человеческой цивилизации, о которых я здесь говорил. И это - единственный достойный мотив.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Ульяна, это был очень плохой пудинг. Я бы даже сказала - совсем плохой. Поэтому - коротко. Культура - это монстр. Такой вполне себе настоящий монстр. "Детское" чтиво и "детское" посмотреть оттого и детское, что закладывает основы восприятия, колею, по которой потом все и будет нестись во "взрослой" жизни. Пропедевтика, мать ее, всегда "детская". Фильм "Сказка. Есть." - не детский, сколько бы туда детей не натаскали. Потому что оценить его можно только обладая неким культурным багажом, который не у всех есть - и на приобретение которого уходят годы и годы. Отсылка к другому источнику в "детском" должна быть как минимум - открытой. А лучше всего - без аллюзий. Лучше всего, когда у нас есть теоретическая модель, которую дети узнают когда-нибудь потом, а вот тут, в "детском", непосредственный пример действия этой модели. Помеченное ярлычком "детское" должно хотя бы не распадаться на нитки от малейшего касания. Это был очень, очень плохой пудинг.