Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Надо написать два эссе, один реферат и дофига переводов сверху.
А я не хочу. Просто не хочу. Со мной очень сложно.
Надо читать Гадамера, Дильтея, Эриугену и еще много чего. Не лезет в глотку.
Поразительно, насколько ничего в жизни не меняется.

@темы: everyday fuck

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

К вопросу о птичках.
Чезаре Павезе. Из цикла "Придет смерть и у нее будут твои глаза", перевод Михаила Сухотина.

Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Эта смерть, что нас сопровождает
неусыпно с утра до ночи, глухая,
как стыд или скверная привычка,
как абсурд . Глаза твои будут –
немой крик, несказанное слово,
тишина.
Так ты видишь их каждое утро,
наклоняясь над своим отраженьем
в зеркале. О, дорогая надежда,
в этот день узнаем и мы:
ты – ничего, и ты – жизнь.

На каждого смерть по-своему смотрит.
Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Это будет как порвать с привычкой,
как увидеть в зеркале все то же,
но только мертвое лицо,
как услышать сомкнувшиеся губы.
Мы сойдем в водоворот немыми.

Господа и дамы(чаще дамы, чем господа), это написано чуть более полувека назад. И это - сквозное мироощущение человека вот уже больше века. Возможно, это - единственное ощущение человека. Мне нужен "Закат Европы".

@темы: observation, Книги

---

Дожили. Сестра пришла из школы домой и сказала, что хочет рисовать комиксы. Это очень и очень хорошо.

Жаль только, что нельзя ей вот прям сейчас выдать Uderstanding Comics.

Я довольна собой. ^___^

Вот только мать ребенком не довольна. Оценки. =\

@темы: everyday fuck

---

"Давай поговорим, слышишь! Что-то мне херово.
Чем ты там дышишь, и как живешь?" Коридор, "Давай поговорим"

Прыгнула вчера с моста. Одна. С балки. Двадцать пять метров вниз - и секунда свободного полета. Прыгнула сама, хоть и медлила.
Не хотела вчера писать об этом. Потому что... потому что это было, как минимум, завершение гештальта. Окончательное отпочкование. Славненький плевочек в себя. Низвержение того, кто уж давно не здесь - и кто явно не просил.
Я смогла. Трезвая. Дрожащая. Смешная. Я - смогла. Но исключительно и только потому что знала, что выживу - и буду свободна от чего-то болезненного.
Оказалось, что не свободна. Оказалось, что не свободна от себя.
Меня прыжок сильно тряхнул. Хорошо так тряхнул.
Если сравнивать это с рождением... первой моей реакцией была агрессия. Потом "state the obvious, give it a name". А потом я как-то дико, истерически смеялась. Но это уже так, рефлексивный момент.
Самым страшным было потом подняться за вещами - и уйти. Ужасная тонкая дорожка из прутьев - и всё те же двадцать пять метров. Я боюсь высоты - ужасно.
...а потом мне снился полёт.

@темы: everyday fuck

---

Судя по тому, что я не могу найти тему для поста под тегом "Объекты познания", кругозор чертовски и болезненно сузился до какой-то невообразимой точки. Да, точка сама по себе чертовски и очень приятная. Даже больше, намного больше. Но... я чувствую себя так, будто все делаю неправильно. Особенно меня раздражает моя удача: как только я хочу прийти в университет, всем сердцем хочу - занятия отменяют. Ну, правда, отменяют. Это расхолаживает.
Равно как и бессистемность. Я до сих пор не вижу системы во всем, что знаю. Собственно, где-то в этой бессистемности и лежит вселенское зло осознанного релятивизма, как я его понимаю: все относительно, я не могу ничего сказать, пока не знаю все, пока не прошла по всему пути и не исследовала все закоулки и тупички. До тех пор моё мнение - не имеет значения, если оно не обо мне самой, не о том, что происходит со мной. Водки я так и не выпила, хотя обещала.
Еще меня раздражает одна вещь, сильно раздражает: четкое деление понятия возможно тогда и только тогда, когда ничего, кроме понятия не существует. Когда мы размышляем об искусстве, мы не можем "делить понятие" - только выстраивать типологию. И здесь начинается ерунда: как мыслить без понятий? У Борева вот здесь - замечательная схема бытийствования произведения. Разумная. Но все равно мне в ней чего не хватает, несмотря на то, что я нахожу ее практически совершенной.

@темы: everyday fuck

---

Мне срочно нужен нож для колки льда: я обабилась чуть более, чем позволительно.

@темы: another fucking disease, everyday fuck

---

Я всё же пойду на Бранимира. Потому что никто так не поет о том, чего я боюсь - и с чем можно жить. Несмотря на.
*
А еще я надеюсь, что П. вспомнит, что надо бы прийти - и поговорить со мной, друзья все же.

@темы: everyday fuck

---

Сознание перешло в режим "рваной" речи: половина фраз на английском, вместо "тоже" хочу ставить tambien. Трудно выражать мысли теперь. Просто - трудно. Ну и пофиг.
Мысль вертится в голове: если можно противопоставить Философию и философию(как мировоззрение), то вполне можно и в исключительно развлекательной литературе увидеть смысл. Я сейчас просто прохожу сквозь период чтения-развлечения, а не чтения-процесса(?)
Вот только сформулировать это не могу. Это связано с тем, что "за дверью", за пределами объекта этой действительности - и в пространстве внутреннего содержания. И это то самое пространство, законы которого я никогда не пыталась озвучить.

@темы: observation

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Мысль вслух, между размышлениями:
Я, черт возьми, даже умирать не хочу. Спасибо Просвещению за это. Стоики меня не уважают больше.
Более того - я просто плыву по течению своих реакций, не давая им имени, лишь поднимаясь над ними. Можно подумать, что осознав законы, я смогу их оседлать. Хахаха. Люблю я все же.
Люблю.

@темы: another fucking disease, observation

---

Бродский - Натюрморт

НАТЮРМОРТ

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

1
Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.

2
Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.
Или же - ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.

3
Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

4
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.

Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

5
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.

6
Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,

поднося, хоть дышу,
зеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.

Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.

7
Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это - бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»

8
Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

9
Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

10
Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

@темы: Книги

---

Рэй Брэдбери - Песочный человек - впечатления

Есть в человеческой жизни две интимные просьбы: "дай мне имя" и "пожалуйста, прими меня таким, какой я есть". Они взаимоисключающие. Потому что первая означает: дай мне смысл, отнеси меня к чему-то, все проекции моей самости - ощути и познай. Вторая же: прими мою самость, ощущай мою самость - и только ее, перестань множить множества - и просто смотри на меня, просто слушай меня.
Логический аппарат построен на том, что мы одно соотносим с другим. Мы живем в мире не симулякров даже - а слов, просто слов, из которых не вырваться. Я могу сколько угодно называть свои имена, менять функциональные маски - но "Дадзай нас раскусил", мы не можем не оправдать чужих ожиданий. Поэтому я никогда не смогу быть не-Ульяной или антиУльяной с теми, кто зовет меня Ульяной. Это и описывает Брэдбери: с неизъяснимой, чарующей наивностью художественной формы, эстетического осмысления. Но этот пласт - не самый главный пласт рассказа: он лишь основа, фундамент, декорация, на фоне которой разыгрывается совершенно другая трагедия.
В человеке заложен невообразимый, немыслимый потенциал: весь человек - это направленное движение. Куда? Либо глубже в грязь, либо выше - к трансцендентной свободе, свободе абсолютной. Я много думаю о свободе - свободе, как минимум, от себя, от собственного феномена. И со времен подросткового бунта, когда я писал зарисовку "Гнилая свобода" - мое мнение не изменилось: абсолютная свобода - это смерть. Сейчас я смотрю на это чуть-чуть по-другому, с меньшим нигилизмом по отношению к вере - и учитываю посмертие. Что будет, когда мое сердце и мой разум остановятся? Я вглядываюсь в пустоту непостижимого: и надеюсь, что это будет не точка. Что моя смерть здесь будет подразумевать нечто за смертью. Я хочу в это верить. И не думать о том, что именно представляет из себя это нечто. Однако помимо абсолютной свободы от диктата законов Разума и Слова, пророка его, есть свобода относительная. Свобода делать или не делать, чувствовать или не чувствовать.
Любое взаимоотношение между людьми - это форма рабства. Добровольное это рабство или нет - опять же вопрос свободы. Лучше, конечно, добровольное: так спокойнее - и это позволяет примириться с непостижимостью абсолюта, не растрачивая себя на бунт. Позволяет все меньше и реже говорить всуе.
А бывает и так: "Тебе лучше быть у нас, на острове. У тебя высокий коэффициент умственного развития, ты можешь гордиться, что оказался здесь, среди других маленьких гениев. Ты эмоционально неустойчив, ты подавлен, и мы пытаемся это исправить". Бывает так, что все решают за тебя. Отбирают у тебя право быть собой, лепят из тебя прекрасное мраморное лицо - у которого никогда уже не будет различия между дикой, природной самостью и желаемым ими, этими всесильными и многомудрыми вершителями твоей судьбы, проявлением. И все - восстает.
Свободу у человека отнять нельзя. Потому что она никогда не принадлежала человеку, по большому счету. Это он, человек, к ней стремится. Ходит по темным улочкам мракобесия - лишь бы, лишь бы Она пронизала его внезапно. И путь, который человек выбирает для достижения свободы - всегда велик. Всегда. Даже если для этого он предает идеалы того, что мы называем человечностью. Предательство и верность - это решения одного порядка, этическое значение которых - фикция. Я понимаю Роби Моррисона, но осуждаю его поступок. Он для меня немыслим, потому что я остаюсь на земле, в этом ужасном концлагере для гениев - и пусть там занимаются тем, что по душе мне, я бы сама не вынесла навязчивости, однозначности парадигмы. Я остаюсь с Неозначенным, Неопределенным, знающая вкус, цвет, запах свободы - и внезапно лишенная всего этого. Я негодую вместе с пленниками - и первым, предавшим, и вторым, преданным.

@темы: объекты познания, Книги

---

- А как это - любить себя?
- Это очень, очень сложно.

Уж сколько прошло, а воз, Ульяна, и ныне - там.

@темы: another fucking disease, observation

---

стихи-после-поездки

1.
Эрос чурается слов,
Но прорастает сквозь них -
Паузами между строк,
Прикушенною губой,
Взглядом "будто бы вскользь".
Я говорю слова,
Цепляю на нас ярлычки,
Чтобы было, куда
Молчанию
Прорасти.
2. Разлука
Где неизвестность -
Там предчувствие конца,
И каждый вдох
последним
Кажется.
Ты улыбаешься,
а я...
Я - Гамлет,
Но надо мной не тень отца,
А тяжкий привкус забытья
Во время перелета.

3. VIENTO DE NOCHE - Damaso Alonso

original

El viento es un can sin dueño,
que lame la noche inmensa.
La noche no tiene sueño.
Y el hombre, entre sueños, piensa.

Y el hombre sueña, dormido,
que el viento es un can sin dueño,
que aúlla a sus pies tendido
para lamerle el ensueño.

Y aun no ha sonado la hora.

La noche no tiene sueño:
¡alerta, la veladora!

Ночной ветер - Дамасо Алонсо

мой перевод

Ветер - беспризорный пёс -
Просит у ночи подачки.
Но у бескрайней нет снов -
И человек, засыпая, думает...

И человеку - спящему - кажется,
Что ветер - пес беспризорный -
Улегся у его ног и воет,
и к снам языком своим тянется.

...и час еще даже не пробил

У ночи нет снов...
Осторожно, свеча прогорает!

@темы: my art

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Оскар Уайльд - Саломея - попытка интерпретации с позиций Саломеи

Я очень трепетно отношусь к Саломее. Не устаю возвращаться к ней мыслями, срослась с ней. Одна лишь простая сцена - сцена разговора Саломеи с Иоканааном - в какой-то момент перевернула все мое естество. В "Саломее" есть весь идеализм европейской культуры, весь ее мистицизм. Вся тоcка по идеальному.

очень много букв

Эрос в "Саломее" - каким бы трагическим ни был его пафос - это движущая сила всего бытия. Уайльд с предельной, необъяснимой точностью вырисовывает все возможные способы проявления этой движущей силы - и страх перед смертью Ирода, и алчность и похоть Иродиады и придворных, любовь к богу - и любовь к женщине. Любовь к недосягаемому.
Историю Саломеи - как и историю Гамлета - можно давать в любых декорациях: от строго классических до абсолютно модерновых. Они не потеряют от этого ни шарма, ни актуальности, ни содержательности. Потому что и Гамлет, и Саломея - это истории вне хронотопа. Все, что характерно исторической эпохе, - лишь деталь незначительная в своей сути. Это трагедии духа. О трагедии Гамлета я заговорю когда-нибудь потом, сейчас же - трагедия Саломеи. Хотя уже сейчас отмечу, что есть определенное сюжетное сходство между "Гамлетом" и "Саломеей". Но Шекспир все же был более увлечен этическим аспектом истории, чем эстетическим.
Трагедия Саломеи - это Эрос, движущая сила. Движение подразумевает пространство, в котором это движение происходит. Пространство же - конечно, оно имеет определенные лимиты и точки, иначе оно немыслимо.
Саломея начинает в обыденности, в конечной реальности, которая предстает перед ней грязью, насилием - грехом. Но она не протестует против этого - не этически. Уайльд не вводит греха, он вводит Красоту - как явь, как данность, как то, к чему должно стремиться. Оттого Саломея, слишком хорошо знающая значение взгляда Ирода, говорит, о Луне, что та "обладает красотой девственности, что она никогда не отдавалась мужчине, в отличие от других богинь". Луна же, кстати, символ-на-уровне героя: от нее нельзя отказаться, потому что в ней Уайльд заключает тождество Красоты и Смерти, также как одновременные реплики пажа Иродиады и Молодого Сирийца устанавливают тождество Луны и Саломеи. Саломея - это Луна. Недосягаемая. Но, увы, сама царевна живет на земле и естественно отличается от того, чем хотела бы быть. В пространство этой тоски, тоски по совершенство единственного, что у нас есть - по собственной цельности, непорочности, по тождеству Внутреннего и Внешнего, врывается Голос. Голос, который наводит страх на Тетрарха, Голос, поносящий бранью ее мать. Голос, противопоставленный и Луне, ибо он - земной, и душной комнате, полной римлян, евреев, египтян, сластолюбцев и грубых гордецов. Земной Голос, противопоставленный мирскому. Обладатель этого голоса - одной ногой на той стороне мира, он умрет, он ожидает казни.
И Саломея вожделеет его.
Она вожделеет его, потому что не умеет по-другому. Она через другого - через несчастного молодого сирийца Нарработа открывает путь к тому, от кого в последствии не сможет отвести глаз. Саломея лжива - и устремлена к цели. Она вышла из клетки-комнаты и выпускает из клетки-темницы того, чей Голос ее пленил.
Она выпускает его из темницы - и взгляд его кажется ей ужасным, потому что в его глазах нет любви к роскоши, нет любви к ней, лишь презрение. Иоканаан не видит Саломею. Она безразлична ему. И ей это - ново. Но он "подобен лунному свету". На нем - печать идеального. Она приближается к нему - и он замечает ее. Но она - порочна. Порочна по рождению и воспитанию. Иоканаан отрицает её, её порочность, её право на спасение. А она ему в ответ - говори, говори, говори, мне, обо мне, что угодно, о ком угодно, говори только. Интимнее и бесстыднее просьбы я не слышала. Что там происходит вокруг? - уже не важно, уже все равно, лишь бы слышать голос, соприкасаться с этим светом. Она просит у него совета - и тут бы вспомнить ему, что он - не только глас Божий, понять её... Но так же, как человека отвергает вечность, так и Иоканаан отвергает Саломею. И Смерть с уровне созерцательного, с высоты лунного диска, опускается на дворец Тетрарха. Нет для Саломеи больше ничего - она растворилась в Голосе. Она отдалась ему, потеряв последние крупицы своей непорочности. Она одержима теперь. "Я люблю твое тело, Иоканаан," - говорит она, но понимает, что не любит его тела. "Тогда я люблю твои волосы," - пробует она, но и тут чувствует фальшь. "Я люблю твои губы! Я поцелую твои уста!" - восклицает она - и все, дальше, выше она уже не может пойти. Губы - ее потолок, потому что с губ слетают его слова. Его губы, его алый рот, в сознании Саломеи отождествляется с его голосом.
"Thou art accursed, Salome, though art accursed," - говорит Иоканаан, уходя обратно в свою клетку. Но мир не останавливается. Луна сходит с ума, Диана, непорочная Диана, сходит с ума - и ищет любовников. Так это или Ирод видит лишь то, что отражает его самого? Саломея сходит с ума: она совершила - уже совершила, то чего боялась, что презирала, - она одержима мужчиной. Она одержима вожделением. А ведь хотела-то сколько!
И клетка приходит к Саломее. Её темница - Ирод и его двор.
Ирод - неоднозначен. Он слышит и видит то, что не под силу увидеть другим. Он - тоже обреченный. Он тоже умрет - и смерть его уже предсказана. Он наполовину мертв уже. Его Эрос - это Эрос алчущий, это похоть. Ирод противопоставлен Иоканаану. Один - в Боге, для Бога и Богом, другой - в себе, для себя и собой. Они оба - противопоставление Божественного и мирского, возвышенного и пошлого. И между - Саломея. Ирод подхватывает и развивает тему соприкосновения - но удивительным образом: дай мне испить вина, которого ты касалась губами, позволь мне есть фрукты, на которых остались следы твоих укусов, сядь рядом со мной - займи место своей матери. Вожделение Саломеи к Иоканаану - это желание дарить ("suffer me to touch, to kiss", это восходящее желание. Вожделение Ирода ("Dip into it thy little red lips, that I may drain the cup", "Bite but a little of this fruit, that I may eat what is left", "Salome, come and sit next to me. I will give thee the throne of thy mother" - это нисходящее желание, это желание обладать.
Помимо Ирода есть еще и Иродиада - противопоставленная уже самой Саломее. Мать и соперница одновременно. Саломея безразлична ей, пока она, Иродиада, сидит рядом с Иродом. И пока Иоканаан не начинает о ней, Иродиаде, говорить. Они обе, обе желают Иоканаана. Но Иродиада желает его мертвым - видеть, а Саломея - раствориться в нем. Иродиада порочна, она раздражается любому проявлению отвлеченной, вне-бытийной Красоты. И потому голос Иоканаана отвратителен для нее, резок. Но именно близость к Луне, к Красоте и отличает Саломею от Иродиады. Ирод устал от Иродиады - она перечит ему, изменяет ему, он не может зачать ребенка ни с ней, ни с кем-то другим. Его род не продолжится. Он один перед вечностью, в которую никогда не попадет. И она страшит его. Она страшит его настолько, что он, чувствующий все знаки вокруг, ищет утешение в роскоши и излишестве.
Ирод смотрит на Саломею, он околдован ею. И он просит ее о танце. Судя по всему - не первый раз. Цикличность, рефрен - один из ключевых приемов всех "Саломеи". Сколько раз отметят стражи, что тетрарх выглядит мрачным? Сколько раз одна и та же тема, один и тот же образ будут использовать герои в своих репликах? Именно так Уайльд выстраивает ощущение цикличности происходящего, ощущения затягиваемой на шее петли. "Саломея" в этом плане очень похожа на "Болеро" Равеля. "Yes, dance for me, Salome, and whatsoever thou shalt ask of me I will give it thee, even unto the half of my kingdom," - просит Ирод бездумно. Эта сцена - очень страшная. "Ты клянешься, Тетрарх?" - "Не танцуй, дочь моя" - "Клянусь". "Саломея" - это плетение из диалогов. Все важное в пьесе - всегда диалог. Во время судьбоносного решения мир для двоих останавливается. Поэтому у судьбоносного решения всегда есть свидетели - не только в зале, не только вне пространства текста, с замиранием сердца следящие за героями, но и внутри. Иродиада говорит своей дочери не танцевать - но не из материнских чувств, не от предчувствия беды - из ревности, из властолюбия и страха эту самую власть потерять. Темп повествования замедляется, это затишье перед бурей, перед неизбежностью последствий непонимания.
"Ты поклялся, Тетрарх!"
...и Саломея танцует.
"I demand the head of Iokanaan" - говорит Саломея после. И Тетрарх поклялся - и ему приходится сдержать свое слово, пусть он и не хочет, и торгуется. Саломея непреклонна. Иродиада торжествует.
"Ah! thou wouldst not suffer me to kiss thy mouth, Iokanaan. Well! I will kiss it now, " - говорит Саломея мертвой, безголосой голове. Она безумна - но и сквозь безумие её постигает разочарование: она вожделела этот голос, этот взгляд - а получила лишь мертвую голову. Он не позволил прикоснуться к себе - потому что знал, что возвышенное стремление Саломеи рано пойдет на убыль? Едва ли. Саломея выпускает свою любовь наружу - но объект этой любви мертв, её безумие поглощает реальность, вырывая ее из мира полностью, бесповоротно, по-настоящему ужасно.

hu-u-u-uge spoiler

THE VOICE OF SALOME
Ah! I have kissed thy mouth, Iokanaan, I have kissed thy mouth. There was a bitter taste on thy lips. Was it the taste of blood? . . . Nay; but perchance it was the taste of love. . They say that love hath a bitter taste. But what matter? what matter? I have kissed thy mouth, Iokanaan, I have kissed thy mouth. [A ray of moonlight falls on Salome and illumines her.]
HEROD
[Turning round and seeing Salome.] Kill that woman! [The soldiers rush forward and crush beneath their shields, Salome, daughter of Herodias, Princess of Judaea.]
[CURTAIN.]
Так заканчивается история Саломеи, принцессы Иудейской.

@темы: книги, объекты познания

---

Я умудрилась проспать В-С-Ё, просто всё. Так что кофе - и в никуда.

Не могу из головы выкинуть испанский. Просто не могу. Это уже даже не какой-то томно-практический интерес - уж точно одержимость вышла за рамки простого "Я буду читать стихи на испанском вслух". Но при всей одержимости я трезво оцениваю свое знание испанского: то, что я имею сейчас - жалкие обрывки того, что я знала. И большой френч-пресс стал слишком большим для меня.
"Чертов испанский поэт! Я переведу твои чертовы стихи!" - вот так на практике звучит "Я поцелую твои уста, Иоканаан".

@темы: Existentia, everyday fuck

---

Итак, еще чуть-чуть философии сегодня. Нытье ради нытья.
Вопрос материи и духа, материального и идеального решен не был и решен, скорее всего, не будет. Зато перестройка вопроса - чисто синонимическая - всегда была, есть и будет.
Феноменология не отвечает на вопросы о существовании или не существовании чертовой объективной реальности - это "дурная бесконечность". Она сводит всю перспективу - в точку познающего "я". Есть я - и есть объект, феномен, явление. Целостные как весь пиздец. Все прекрасно, все хорошо. Аспекты - это аспекты, а феномен, простите, больше, шире и глубже аспектов.
Возвращаясь к искусству как таковому(в эстетике вопрос материи и духа - это вопрос содержания и формы): феноменологический подход делает познаваемой только дверь. Дверь, конечно, хороша. Но двери - недостаточно. Ибо, что такое дверь?
Дверь - в таком случае - это явление нашей объективной действительности. Экран ноутбука, на котором что-то выведено. Что-то - это уже за пределами феноменологической онтологии. Все, что мы можем познать с помощью феноменологии в предмете искусства - это дверь. Все остальное - за пределами ее базиса, ее основного тезиса(я просто нутром чую, что какой-нибудь бородатый дядька в пиджаке уже про все это подумал, а я, дура, играю тут в бесполезный бисер). Приобщаясь к искусству, мы проходим сквозь дверь. Иными словами, нам необходим другой подход.
И вот тут начинаются проблемы. Большие, злые и небритые проблемы. Они привязывают тебя к стулу, достают паяльник - и начинают тебя пытать. То, что мы в состоянии познать - целиком и полностью зависит от нашего мировоззрения(которое, мать его за ногу и через пень колоду, формируется философией - отнюдь не нашей). Иными словами: Я прохожу сквозь дверь, уже имея мнение о том, что первично - содержание или форма. Мало того - я точно знаю, когда сажусь писать, что для слезливого стишка о том, как все хуево неплохо бы использовать элегию, а для сарказмов над ближними - эпиграмму. Нет, конечно, я знаю еще и то, что так не всегда было. Более того: некоторые формы[sic!] не требовательны к содержанию. Тем не менее - что есть рифмы, эпитеты, метафоры и прочие ассонансы, если не форма?
Вот этот-то вопрос - вопрос взаимодействия содержания и формы на почти что микро-уровне меня и заботит. И тут-то мне всего мало: и моего опыта, и опыта товарищей, и логических и не очень выкладок бородатых дядек. В поэзии нет случайных слов. "Если звезды зажигают, то это кому-нибудь нужно". Но - зачем нужно и кому? Я точно знаю, что выбираю мысль в ущерб "остроте" стиха, даже если мысль эта - дерьмо и труха. Я чувствую, что ни один из моих любимых поэтов не был щепетилен со словами. Там нет случайных слов. Они все имеют значение. Но где, черт возьми, во всем этом система? Где, черт возьми, во всем этом Закон? И как вообще его искать? С помощью какого метода?
Я топчусь на месте уже два месяца. Два чертовых месяца. Август и сентябрь. До этого - с января до августа медитировала над первоначальным методом, сужала чертову тему до конкретного вопроса - и до сих пор ничего так и не добилась.
Это пиздец. Где перекись, фартук и прочая лабудень?

@темы: everyday fuck