Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Дома решительно нечего делать.
На улице решительно нечего делать.
В интернете решительно нечего делать.
Гомоэротические романы из сферы фентези плавно перетекают в сферу реализма.
Покупка нового блокнота так и не сподвигла меня на перенос в него необходимой информации из старого.
За день уже поглотил три альбома Bad Religion.
Я говорил, что бабушка подарила мне цепочку из серебра? Теперь ношу ее на запястье и чувствую себя непроходимо волосатой бабой.
Нерешительно топчусь возле стопки книг "к прочтению" и никак не могу к этому притронуться.
Нерешительно топчусь возле кучи грязной одежды и постоянно забываю закинуть все это барахло в барабан стиральной машины.
К просмотру лежат "Зерофилия" и "Хиросима, любовь моя". Курсор мышки нерешительно вертится вокруг ярлыков, но пока ничего не предпринимает. Теннесси Ульямс с его "Кошкой на раскаленной крыше" все же смог пробиться через мою нерешительность и был прочитан. "Новенький" Сатклиффа уже почти кончился.
Смотрю в окно. Там, слава богу, не осина, но клены. Милые сердцу клены. А сирень, стоявшая у подъезда, разительно изменилась с тех времен, когда я имел привычку гулять во дворе. Она теперь какая-то пожухлая, старая и извращенная. Я любил ее. Любил ее зимой - безумная красота тонких веточек, прогнувшихся под тяжестью белого снега. И все это - на фоне грязно-рыжей кирпичной стены. И все это - такая банальность, что выть хочется. А не можется. Просто нельзя выть от этого.
Штудирование постулатов ШДК не помогает сосредоточить мысли на одном: я постоянно соскальзываю в воспоминания, в отвлеченные сравнения. Наверное, я похож на участника эксперимента, который уже сделав все необходимые задания, решил узнать, что же такое с ним делали и зачем.
На улице решительно нечего делать.
В интернете решительно нечего делать.
Гомоэротические романы из сферы фентези плавно перетекают в сферу реализма.
Покупка нового блокнота так и не сподвигла меня на перенос в него необходимой информации из старого.
За день уже поглотил три альбома Bad Religion.
Я говорил, что бабушка подарила мне цепочку из серебра? Теперь ношу ее на запястье и чувствую себя непроходимо волосатой бабой.
Нерешительно топчусь возле стопки книг "к прочтению" и никак не могу к этому притронуться.
Нерешительно топчусь возле кучи грязной одежды и постоянно забываю закинуть все это барахло в барабан стиральной машины.
К просмотру лежат "Зерофилия" и "Хиросима, любовь моя". Курсор мышки нерешительно вертится вокруг ярлыков, но пока ничего не предпринимает. Теннесси Ульямс с его "Кошкой на раскаленной крыше" все же смог пробиться через мою нерешительность и был прочитан. "Новенький" Сатклиффа уже почти кончился.
Смотрю в окно. Там, слава богу, не осина, но клены. Милые сердцу клены. А сирень, стоявшая у подъезда, разительно изменилась с тех времен, когда я имел привычку гулять во дворе. Она теперь какая-то пожухлая, старая и извращенная. Я любил ее. Любил ее зимой - безумная красота тонких веточек, прогнувшихся под тяжестью белого снега. И все это - на фоне грязно-рыжей кирпичной стены. И все это - такая банальность, что выть хочется. А не можется. Просто нельзя выть от этого.
Штудирование постулатов ШДК не помогает сосредоточить мысли на одном: я постоянно соскальзываю в воспоминания, в отвлеченные сравнения. Наверное, я похож на участника эксперимента, который уже сделав все необходимые задания, решил узнать, что же такое с ним делали и зачем.