Рэй Брэдбери - Песочный человек - впечатления

[LerAn_Ala]

Есть в человеческой жизни две интимные просьбы: "дай мне имя" и "пожалуйста, прими меня таким, какой я есть". Они взаимоисключающие. Потому что первая означает: дай мне смысл, отнеси меня к чему-то, все проекции моей самости - ощути и познай. Вторая же: прими мою самость, ощущай мою самость - и только ее, перестань множить множества - и просто смотри на меня, просто слушай меня.
Логический аппарат построен на том, что мы одно соотносим с другим. Мы живем в мире не симулякров даже - а слов, просто слов, из которых не вырваться. Я могу сколько угодно называть свои имена, менять функциональные маски - но "Дадзай нас раскусил", мы не можем не оправдать чужих ожиданий. Поэтому я никогда не смогу быть не-Ульяной или антиУльяной с теми, кто зовет меня Ульяной. Это и описывает Брэдбери: с неизъяснимой, чарующей наивностью художественной формы, эстетического осмысления. Но этот пласт - не самый главный пласт рассказа: он лишь основа, фундамент, декорация, на фоне которой разыгрывается совершенно другая трагедия.
В человеке заложен невообразимый, немыслимый потенциал: весь человек - это направленное движение. Куда? Либо глубже в грязь, либо выше - к трансцендентной свободе, свободе абсолютной. Я много думаю о свободе - свободе, как минимум, от себя, от собственного феномена. И со времен подросткового бунта, когда я писал зарисовку "Гнилая свобода" - мое мнение не изменилось: абсолютная свобода - это смерть. Сейчас я смотрю на это чуть-чуть по-другому, с меньшим нигилизмом по отношению к вере - и учитываю посмертие. Что будет, когда мое сердце и мой разум остановятся? Я вглядываюсь в пустоту непостижимого: и надеюсь, что это будет не точка. Что моя смерть здесь будет подразумевать нечто за смертью. Я хочу в это верить. И не думать о том, что именно представляет из себя это нечто. Однако помимо абсолютной свободы от диктата законов Разума и Слова, пророка его, есть свобода относительная. Свобода делать или не делать, чувствовать или не чувствовать.
Любое взаимоотношение между людьми - это форма рабства. Добровольное это рабство или нет - опять же вопрос свободы. Лучше, конечно, добровольное: так спокойнее - и это позволяет примириться с непостижимостью абсолюта, не растрачивая себя на бунт. Позволяет все меньше и реже говорить всуе.
А бывает и так: "Тебе лучше быть у нас, на острове. У тебя высокий коэффициент умственного развития, ты можешь гордиться, что оказался здесь, среди других маленьких гениев. Ты эмоционально неустойчив, ты подавлен, и мы пытаемся это исправить". Бывает так, что все решают за тебя. Отбирают у тебя право быть собой, лепят из тебя прекрасное мраморное лицо - у которого никогда уже не будет различия между дикой, природной самостью и желаемым ими, этими всесильными и многомудрыми вершителями твоей судьбы, проявлением. И все - восстает.
Свободу у человека отнять нельзя. Потому что она никогда не принадлежала человеку, по большому счету. Это он, человек, к ней стремится. Ходит по темным улочкам мракобесия - лишь бы, лишь бы Она пронизала его внезапно. И путь, который человек выбирает для достижения свободы - всегда велик. Всегда. Даже если для этого он предает идеалы того, что мы называем человечностью. Предательство и верность - это решения одного порядка, этическое значение которых - фикция. Я понимаю Роби Моррисона, но осуждаю его поступок. Он для меня немыслим, потому что я остаюсь на земле, в этом ужасном концлагере для гениев - и пусть там занимаются тем, что по душе мне, я бы сама не вынесла навязчивости, однозначности парадигмы. Я остаюсь с Неозначенным, Неопределенным, знающая вкус, цвет, запах свободы - и внезапно лишенная всего этого. Я негодую вместе с пленниками - и первым, предавшим, и вторым, преданным.

@темы: объекты познания, Книги