Sukina koto. Лелеемый долго и упорно рассказ - уже рассказ, а не то, что задумывалось изначально. Меня, конечно, не покидают сомнения в его реалистичности и в целесообразности его выставления здесь, но он - есть.
UPD: Снова пробежал текст глазами. Мысль "Бля-да-неужели-я-такое-писал?!" - лишь жалкое отражение моих эмоций.
***
текстМы знаем друг друга довольно давно, по моим меркам.
Сначала – два года переписки. Случайное знакомство в «мирке», отжиги на каком-то форуме, потом ты затащил меня на дайри, а еще позже мы оба прописались в контакте. Бесконечные письма, обмен ссылками, обсуждения-обсуждения-обсуждения. Вот так прошла для меня старшая школа.
Потом я приехал поступать к тебе в город. Жить было негде – ни родственников, ни знакомых родителей. Один ты, друг-по-переписке. Тогда мы встретились впервые. Ты предложил мне «забить» на общагу и жить с тобой. Ты жил один. Изредка приходили твои родители. Они оказались очень милыми людьми. А еще они помогли с пропиской.
Несколько вечеринок с твоими друзьями и моими новыми сокурсниками; ночи, проведенные за просмотром аниме; Новый Год с твоими родителями; пятничные вечера с распитием пива и чтением стихов – все это делало нас… м… ближе? Мы узнавали привычки и вкусы друг друга. Нам это нравилось.
Странное случилось летом, после моей второй сессии. Ты пришел поздно ночью со дня рождения своей девушки. Меня там не было: я не так хорошо ее знал. Впрочем, это не столь важно.
Ты пришел, пьяный и злой.
- С-сука! – прокричал ты прямо с порога.
Я вышел тебе навстречу и спросил, что случилось.
- Эта с-сука знаешь, что сделала? Она позвала меня к себе только для того, чтобы сказать, что мы расстаемся. Вернее, показать. Шваль. Стерва. Ненавижу.
- Успокойся. Ты таких еще сотню найдешь.
- Какая, к черту, разница, найду или нет! Она просто сука! – прокричал ты, неуверенно делая шаги по направлению ко мне. Я, подхватив тебя под руку, помогал снять куртку, пропахшую табаком и смесью женских духов. Видать, на празднике было много девушек. Справившись с этой задачей, я думал отвести тебя в кровать, но ты привалился спиной к стене, запрокинул голову, прикрыв глаза, и начал всхлипывать.
- Я ведь ее действительно любил, Жень, действительно любил.. Почему другого, почему того отморозка? Чем я хуже?
Я успокоительно гладил тебя по волосам, не в силах что-либо сказать. Ты редко выглядел так. Я не знал, что делать…
- Ну, ну, успокойся, - шептал я, - успокойся. Все будет хорошо, поспишь – и будет легче.
- Не будет! – ты с силой ударил по стене кулаком. – Не будет.
Я крепко прижал тебя к себе. Ты – столь же крепко – обнял меня в ответ.
- Пойдем, - шептал я, - пойдем, тебе надо поспать.
Но едва я попытался сдвинуть нас с места, ты с каким-то безнадежным всхлипом положил голову мне на плечо, носом уткнувшись в шею. Я замер, широко открыв глаза. Твое жаркое дыхание, неразборчивый шепот, руки, внезапно оказавшиеся на талии, вызывали какую-то странную реакцию. Я повернул голову, чтобы спросить, чтобы нарушить этот момент… но ты поцеловал меня. Глубоко. Жарко. Обреченно.
И вот уже я опираюсь спиной о стену. А ты задираешь мою домашнюю майку, целуешь шею, грудь, живот – все, до чего можешь дотянуться, прикусываешь кожу. Все как-то грубо и нежно одновременно. Одурманенный этими прикосновениями, я слышал твой несвязный шепот и свое сбившееся, казавшееся таким оглушающе-громким, дыхание. Рука, ласкающая наказанием через ткань штанов... Я кончил с твоим именем на губах, заляпав любимые джинсы.
***
Утром ты мало что помнил. А я, всю ночь пересматривавший по тихой грусти Moonlight, не хотел тебе ничего рассказывать. Так этот случай мы замяли. Ты, похмельный, зашел на кухню и спросил, в порядке ли я. Я ответил, что да, в полном, и мы более не возвращались к той ночи.
Через пару дней ты забыл свои горести в объятиях другой. Но и эти отношения с треском провалились на исходе третьего месяца лета: она, обладая, судя по всему, божественным тактом, закатила тебе истерику при одном-единственном зрителе – мне. Впрочем, я был, как бы по точнее выразиться, дополнительной декорацией к ее маленькой трагедии. Эта девушка проехалась по всем твоим близким и далеким родственникам, по всем моим родичам, по факту нашего с тобой совместного проживания, и речь ее завершала божественная, по ее мнению, фраза:
- Кирилл, я не желаю иметь ничего общего с латентным пидарасом!
Хлопок двери, ты стоишь, плечи твои тяжело поднимаются и опускаются, глаза широко открыты и неверяще глядят на только что захлопнувшуюся дверь. Я закрываю ее на замок и оборачиваюсь к тебе:
- Иди, отдохни. Я приготовлю ужин.
Ты молча киваешь и уходишь. Даже в коридоре слышно, как какая-то книга громко ударяется о ни в чем неповинную стену.
Ужин прошел в молчании. В конце-концов ты перестал мучить содержимое твоей тарелки и спросил:
- А я, что, правда похож на пидора?
- Какая разница? – флегматично заметил я. – Главное – кто ты есть, а не как ты выглядишь.
- Не уходи от ответа. Я похож или нет?
Я пристально посмотрел тебе в глаза.
- Кирилл, для меня ты не похож. У других, как, например, у этой твоей Даши, может быть другое мнение.
Ты хлопнул ладонью по столу.
- И часто встречаются тебе эти другие?! – взревел ты в ярости.
- Да, но их выводы касаются только меня.
- Что? – ты опешил. – Что ты имеешь в виду?
- То самое. Половина курса считает меня педиком. И ничего, живу. Трудно сделать какие-либо выводы, когда у человека нет личной жизни.
Ты помолчал несколько минут. Потом, не поднимая глаз, спросил:
- А у тебя.. когда-нибудь было с парнем?
И тут весь мой цинизм и сволочизм вышел наружу:
- Да, это было в прихожей, он меня целовал, причем не только в губы, трогал мой член, заставил испачкать любимые джинсы, - я постарался выдержать ехидную и интригующую паузу, - а потом завалился спать, дыша перегаром. А утром он ничего не помнил.
Ты побледнел.
- Женя... ты хочешь сказать, что.. это.. тогда был не сон?
- Не пойман, - я хитро улыбнулся, вставая из-за стола, - не вор.
***
Мы не разговаривали неделю. В какой-то степени это была моя вина, потому что я вполне мог подойти и сказать, что я на тебя не обижаюсь, и тебе не в чем себя винить. Но я не стал этого делать. Я всего лишь мирно дожидался, пока ты придешь домой в состоянии подпития и заснешь. В конце концов, мне осточертело видеть тебя таким, и я решился с тобой поговорить.
- Кирилл, сколько ты еще будешь пить?
Ты зло посмотрел на меня.
- Сколько надо – столько и буду.
- И сколько же тебе надо? Ты знаешь, что половина студентов университета отсеивается не после первой сессии, а на третьем курсе? Это так называемый синдром третьего курса – человек просто забивает на учебу. Тебе все равно, что с тобой будет?
- Блядь, не лечи, а? Какого хуя ты ведешь себя как моя жена?! Думаешь, если я хотел на пьяную голову сбросить с тобой напряжение после разрыва с Катей, то тебе можно так со мной обращаться?!
- Если честно, то напряжение ты сбросил мне, а не со мной! Ты, если помнишь, заставил, слышишь? ЗАСТАВИЛ! Меня кончить и свалил!
- А тебе что, продолжения хотелось?
- А вдруг?
Я с вызовом взглянул на тебя. Ты, замерев на секунду, порывисто меня обнял. Твои руки снова шарили по моей спине, ты что-то шептал, касаясь губами то шеи, то уха, перебирал мои отросшие за полтора года волосы. Наконец, мы соприкоснулись губами. Это было совсем не так, как во время нашего первого поцелуя, это было.. нежно.. до одури – нежно. Ты будто просил прощения, разрешения или чего там еще просят в таких случаях. Я царапал твою спину сквозь тонкую ткань рубашки.
Я снова опираюсь спиной о стену. Ту самую. Твои поцелуи везде – на скулах, на шее, на губах, на плечах, на груди, на животе, ты ласкаешь меня словно девушку. Но, что самое смешное, мне это нравится. Пальцы левой руки сминают-сжимают сосок до боли, другая рука нетерпеливо расстегивает мои джинсы. Ты решил поберечь их? Теперь, когда джинсы болтаются где-то на уровне колен, поцелуи становятся неуверенными, а твои большие серые глаза выражают единственное чувство – страх. Под твоими руками – я, изнывающий от возбуждения, а ты не знаешь, что делать. В моей груди зарождается смех, но перед тем, как он вырвался на свободу, ты что-то решил для себя, опустился передо мной на колени, обхватил рукой основание члена и провел языком по лобку. Я уже ожидал прикосновения влажноватых губ к головке, как в дверь позвонили.
Ты отпрянул от меня, а я унесся в ванную как можно быстрее.
***
Я сидел на бортике ванной, тяжело дыша, и повторял, словно мантру: «Пиздец. Пиздец. Пиздец». Я думал о том, что мне, скорее всего, придется искать место в общежитии, о том, что я не смогу смотреть в глаза твоим родителям, о том, что люди делятся на два вида: суки и пидарасы, в общем, я думал о всякой ерунде, пытаясь не анализировать наше с тобой нелогичное поведение.
Мне, можно сказать, еще нормально было играть в голубого: сестра, старше меня на десять лет, была страстной поклонницей аниме в целом и яоя в частности, родители, бывшие хиппи, тоже к такому относились лояльно. А уж мои собственные склонности ко всяким стишочкам, картиночкам и иностранным языкам были известны всей школе. Еще бы! Женечка Телев [Тэл’эф] – краса и гордость школы, первый гуманитарий, участник всероссийского тура олимпиад по английскому и литературе. Поэтому я считаю, что мне можно было бы поиграть в голубизну. Но… как-то далеко все зашло. Я бы даже сказал «излишне далеко».
Ты же очень от меня отличался. Даже не в склонностях, а в том, как тебя люди воспринимали: к тебе девушки бежали за поддержкой, романтичной любовью, исполнением мечты о прекрасном принце на коне белом, а меня использовали, когда надо было выругаться на злых мужиков и сломанный ноготь. Да и парням со мной было не о чем поговорить, как я ни старался. Впрочем, и в тебе люди ошибались, а когда понимали всю правду о тебе – бежали без оглядки.
***
Судя по всему, не разговаривать и забывать об общих традициях вошло у нас в привычку. И действительно – то, что мы живем вместе, еще не значит, что у нас должны быть какие-то свои ритуалы. Эти ритуалы – для тех, кого связывает нечто большее, чем Интернет-знакомство, для тех, кто собирается... быть семьей.
У тебя все так же были девушки, но теперь ни одна из них не задерживалась дольше, чем на неделю.
Я все так же сидел за ноутбуком, все так же готовился к лекциям и зачетам. Все так же выполнял свои обязанности по дому.
Мы перебрасывались где-то пятью-шестью фразами в день, и этого, в принципе, хватало.
***
Это было воскресенье. Я читал конспекты лекций, особо назойливые прядки собранных в хвост волос лезли в глаза; за окном вечерние сумерки окутывали покрытые инием деревья и зажигались фонари.
Внезапно свет для меня погас – руки, прикрывающие глаза, как-то не способствуют хорошей видимости окружающего мира.
- Ты слишком много читаешь, - произнес ты, нагнувшись к моему уху.
- Не думаю, что это должно тебя интересовать! – раздраженно ответил я, отталкивая твои руки от собственных глаз. – Ты мне мешаешь.
- Ты жестокий, я к тебе за советом, а ты меня, - ты сел по другую сторону стола и, подперев рукой подбородок, обиженно поджал губы, - гонишь.
- Каким советом? Мы с тобой два с половиной месяца не разговаривали, какой тебе совет нужен?
- О тебе. Я не могу тебя понять.
- И что же во мне непонятного?
- Почему ты до сих пор живешь со мной?
Я начал теребить мочку уха – я всегда так делаю, когда волнуюсь. Этот разговор меня.. смущает?
- Я.. не знаю. Я просто привык жить здесь.
- Нормальный человек давно бы съехал.
- И что? Ты меня выгоняешь?
- Нет, я просто не понимаю...
- Если хочешь – я съеду.
- И куда же?
- Не знаю.
- Я не хочу, чтобы ты съезжал.
- Жень.. я постоянно о тебе думаю. Дошло до того, что я спросонья назвал свою девушку твоим именем, - ты устало потер переносицу.
Я опустил взгляд в конспекты, ожидая продолжения твоей реплики.
- Жень, я бы хотел попробовать.. встречаться с тобой.
Я молча вышел из комнаты, забрав тетради.
***
Почему ты так со мной? Что я тебе сделал? Зачем ты тогда на меня накинулся? Мы ведь были.. хорошими, - нет! – лучшими! друзьями, а ты сейчас хочешь свести эту дружбу... к чему-то другому.
Меня не пугают гомосексуальные отношения, меня пугают гомосексуальные отношения с тобой. Я не хочу из-за твоей блажи терять друга.
С самого раннего детства мне в голову вбивали одну и ту же мысль: «Близкие люди – всегда поймут. Но они не терпят лжи и недомолвок». Это мне говорила мама, когда я приходил домой с синяками и разбитыми коленками, это мне говорил отец, приходя с родительского собрания, и это мне говорила сестра, когда видела меня грустным или задумчивым. Умом-то все понять можно, но где найти силы, чтобы поговорить с тобой? Как объяснить тебе мои страхи? Поймешь ли ты это так же хорошо, как понимал раньше – когда мы знали друг друга только по переписке? Знаешь, а ведь это будет наш первый серьезный разговор со встречи в реале...
Хотя.. на самом деле ты сделал первый шаг к этому серьезному разговору. Ты начал - первый. А я.. сбежал! стушевался! Я даже сейчас не могу найти силы поговорить с тобой.
Какой я беспомощный.
Сейчас как никогда хочется поговорить с сестрой. Эта, сейчас уже тридцати летняя, маленькая и худенькая, как и все в нашей семье, женщина всегда понимала меня и всегда могла дать совет.
Я беру с прикроватной тумбочки телефон и начинаю искать ее номер в записной книжке.
***
- Ань, прости, что так поздно, у вас там уже, наверное, полночь доходит, ты можешь со мной поговорить?
- Ой, да ничего страшного! Я все равно хотела небольшой перерывчик сделать. А достало уже уроки этим уродам готовить!
Аня преподает математику в одной из общеобразовательных школ моего родного города.
- Аня, помнишь, ты говорила, что ждет меня яой, когда я рассказал, что жить буду с парнем в одной квартире?
- Помню, и что?
- Ты оказалась более чем права. Что мне делать?
- Ну-у... Зависит от того, что за парень.
- Это Кирилл, ну, Кёя, помнишь, друг мой по переписке.
- Он же, ты говорил, не из «этих»
Я почти чувствую Анин плотоядный взгляд. Вроде бы и тридцать ей, вроде бы и учительница, а все так же... Стоит намекнуть на что-нибудь голубовато-нетрадиционно-сексуальное – охотничья стойка, и слюни капают.
- Да, не из «этих». Только меня, по каким-то, даже Создателю неизвестным, причинам, домогается исправно. И... что самое смешное: мне нравится, как он это делает.
- И что? Ты же взрослый мальчик, не гомофоб. Объясни ему, что не такой, что тебе не нравится...
- Аня! Мне – нравится. Я не знаю, что делать. Я не знаю, как долго тогда мы будем вместе.
- Спокойней. Тебе он нравится?
- Да.
- Тебя не тошнит после.. м.. вы уже целовались?
- Да. Нет, меня не тошнит после.
- Ну, так и в чем вопрос?
- А что, если все это будет несерьезно? Я не хочу терять друга.
- Серьезно – несерьезно. Разницы никакой. Любовь на всю жизнь бывает только в сказках. Попробуй. Будет лучше, если это произойдет с обоюдного согласия, а не по пьяни или еще как. Тогда вы оба сможете сказать, что все было игрой. А друга... если все будет хорошо – и ваши отношения не изживут себя – это будет самый близкий твой друг. Единственный, кто всегда будет с тобой. Ну, до определенного момента. А если ты промедлишь с ответом... или откажешь из-за желания сохранить друга... Думаю, это встанет между вами непреодолимой стеной. И дружба закончится.
- Я понимаю, что ты права... Но.. страшно говорить с ним об этом.
- А его ты не бойся. Ты бойся всяких радикально настроенных гомофобов.
Я смеюсь.
- Ладно, Аня. Я подумаю еще над этим.
- Хорошо, только ты это.. безопасный секс, смазка, никакого бдсм`а.. и пару фоток не забудь мне отправить!
- Ладно.
Она положила трубку.
***
Ты все еще сидел за столом, откинувшись на спинку стула и спрятав лицо в ладонях. Заметив меня, ты слабо улыбнулся и спросил:
- Когда ты съезжаешь?
- Я остаюсь.
Удивление пополам с облегчением и настороженностью не красит твое лицо - скажу больше: ты выглядишь просто идиотом.
- Остаешься?
- Да.
- Это значит, что ты... что мы...
- Я говорил с сестрой, - перебиваю я тебя, - она сказала мне важную вещь.
- Какую?
- Я не хочу терять друга, но если я уйду... ты исчезнешь из моей жизни. И я буду жалеть об этом. А если останусь... Неизвестно, что получится.
Все это время я любознательно разглядывал свои руки, поверхность стола и собственные колени. Теперь, удосужившись поднять взгляд, я наблюдал рождение улыбки на твоем лице.
***
С того разговора ты перебрался в мою комнату. Мы спали вместе, но не более того; мы целовались, но как-то неуверенно, будто ни один из нас никогда раньше этого не делал.
Наступило лето, прошла сессия, а мы до сих пор просто держались за руки. И на людях не показывали своей... Связи. Можно даже сказать, что мы вернулись к тому, что было в начале, но с некоторыми изменениями. Трудно поверить в это, особенно после... тех твоих странностей.
Но, во всяком случае, я был доволен. Друзья ведь могут иногда целоваться? А на любовников мы не тянем.
Однажды утром ты сказал:
- Я хочу заняться сексом.
Я несколько опешил от такой формулировки.
- И что от меня требуется?
- Я не знаю, как это делать с парнем.
- А я, блядь, такой опытный?
- Нет, ну... Я подумал, вдруг ты знаешь...
- Откуда, ёп? - Я начинал раздражаться, - целый интернет к твоим услугам!
- Ам... Об этом я как-то не подумал...
- Вот и иди... Думай!
***
Только после этого я и забеспокоился. Нет, я, конечно, понимал, что секс - неотъемлимая часть отношений, но перспективы радужными не казалась. Я что, самый левый или самый крайний? Я-то знаю, кто будет снизу - правило роста и все такое... Мной овладевала паника. И в тоже время мне было интересно - как это будет? Больно? Нежно? Жарко?
***
В тот вечер ты отправился в кровать раньше меня. А я еще долго сидел за ноутбуком на кухне. Мысли разбегались. Не работалось и не бездельничалось.
Я пошел в душ. Мылся нарочито долго, словно пытаясь смыть с себя кожу. И тоже пошел спать. К тебе.
***
Да, я знал, что будет сегодня. Знал. Но, когда ты вместо того, чтоб поцеловать меня как обычно в уголок губ, прикусил мочку уха, я не мог скрыть удивления.
Есть большая разница между поцелуями в прихожей и поцелуями в кровати. Мы будто бы те же, но все же совершенно другие. Я задыхался от твоих прикосновений, ты задыхался от собственной дерзости. Словно не мог поверить в то, что происходило. Жарко и странно-влажно. Я не думал, что у мужчин бывает так. Твои руки где-то на моих ягодицах, твои губы на моем члене... Вот уже твои пальцы, влажные отчего-то, наверное, от смазки проникают внутрь. Один, потом еще. Это не неприятно, но как-то непривычно и немного стыдно. А еще это хорошо. Я прикрыл глаза.
В какой-то момент ощущение твоих пальцев внутри пропадает. Все внутри меня сжалось, мне кажется, что будет больно. Но нет, я ошибаюсь. Ты входишь не больно, но это непривычное чувство заполненности там, где обычно пусто... Ты входишь слишком медленно. Я хочу либо тебя всего — там, либо не хочу тебя совсем. И я подаюсь тебе навстречу.
Ах! Вот теперь было больно. Ты остановился на мгновение, услышав мой вскрик-всхрип. Я открыл глаза:
- Кирилл, продолжай.
Ты кивнул. Это непривычное скольжение меня убивает. Я ничего не чувствую, кроме стыда. Но вот что-то изменилось: мне стало настолько приятно, настолько хорошо, что я обхватил тебя ногами за талию.
- Да.. Пожалуйста.. Еще!
И ты делаешь это снова. Мне снова хорошо. Еще я чувствую твою руку на своем члене, и это «хорошо», только что переполнявшее меня выплескивается во вне. А что-то, переполнявшее тебя, выплескивается в меня. Я счастлив и устал.
***
Я открыл глаза где-то через два часа и был встречен твоей улыбкой.
- Женя, ты как?
- Нормально.
- Я рад, - ты улыбаешься как-то странно.
- Наверное, надо помыться, - говорю я.
- А.. да.. наверное, - тень сожаления мелькает в твоем взгляде.
- Ну, я пойду, - пытаюсь встать и кривлюсь от боли. И почему больно сейчас, когда до этого больно не было?
- Ты в порядке?
- Да, - я улыбнулся.
***
«Мы знаем друг друга довольно давно. По моим меркам.
Два года мы просто переписывались. День ото дня мы нравились друг другу все больше и больше. Порой доходило до того, что я жил только потому что вечером можно было прочитать твое письмо.
Еще полтора мы просто жили вместе, узнавая привычки друг друга. Мне нравилось называть тебя Кирилл или Кёя, нравилось готовить на двоих, нравилось говорить с твоими родителями. Я любил наши пятницы.
А теперь мы... нечто большее, чем просто друзья, чем сожители. Мы — вместе. У нас свои ритуалы, мы ведь семья? Впереди у нас Новый Год. Новый Год с твоими родителями. Я еще не знаю, как они отнесутся к нашим отношениям, но не устаю надеяться, что они примут нас так же, как это сделали мои. Я, кстати, так и не отправил сестре фотографию.
Впрочем, разве это важно? То, как нас принимают другие, я имею в виду. Мы любим друг друга. Глядя на снег за окном, я не могу поверить, что мы знакомы так долго. И более того — я не могу поверить, что когда-нибудь мы не будем вместе...»
Кирилл перечитывал Женин дневник уже три раза. Он всегда читал его дневник в этот день. Уже пять лет.
Пять лет назад Женя умер. Все просто.
Он возвращался с учебы. Уже возле подъезда к нему подошли. Пьяным голосом попросили сигарету. Женя не курил. Тогда попросили телефон. Подарить. Ударили. Раз. Два. Три. Били долго. Женя, наверное, кричал. Но никто не вышел ему на помощь. А потом... Ударили ножом. И убежали. Женя не мог подняться. Так и лежал у двери.
А через полчаса пришел Кирилл.
Вой сирены скорой помощи.
Врач в больнице, разводящий руками.
Сдержанный сержант милиции. Суд. Они жили напротив. Видели Женю и Кирилла вместе. Значит, Женю еще называли «педиком».
Похороны. Его родители, его сестра. Слезы.
Все это было пять лет назад.
Кириллу порой пишет Аня. Приезжает. Пьют чай. Говорят о чем-то. Время должно лечить, но уже прошло пять лет, а Кирилл до сих пор плачет, читая Женин дневник. До сих пор не может разобрать все файлы на его ноутбуке. До сих пор живет один и спит в его комнате.
«Не верится, что это может когда-то кончиться»...
Sukina koto
Sukina koto. Лелеемый долго и упорно рассказ - уже рассказ, а не то, что задумывалось изначально. Меня, конечно, не покидают сомнения в его реалистичности и в целесообразности его выставления здесь, но он - есть.
UPD: Снова пробежал текст глазами. Мысль "Бля-да-неужели-я-такое-писал?!" - лишь жалкое отражение моих эмоций.
***
текст
UPD: Снова пробежал текст глазами. Мысль "Бля-да-неужели-я-такое-писал?!" - лишь жалкое отражение моих эмоций.
***
текст