Я могу сколько угодно корчить из себя шута. Могу сколько угодно играть в циников.
Но смерть Лешки слишком сильно на меня повлияла... Один месяц и четырнадцать дней его нет с нами.
Я стал совершенно по-другому ценить прикосновения. Теперь лучше лишний раз прикоснуться, чем сказать несколько слов. Ничего не значащих слов.
Вальки не было на презентации Лешкиной книжки. Она не слышала слов Марины Олеговны. А я слышал. И я знаю, чего хочу. Я хочу "живого" прикосновения в ответ на такое же прикосновение. А получаю лишь отторжение.
Единственный, кто хоть как-то мне сочувствует - это Крис.
Спасибо тебе...
Сечас я беспокоюсь о Марине Олеговне.. Очень сильно. "Приучайся терять". Я не хочу терять. Но приучу себя к этому.
Вот... Я это все высказал. Но до сих пор не понимаю, как можно ставить "ограничение на прикосновения". Нету, нету этого мистического мира, он иллюзорен.
Генрих Гейне. (возможно, я это все уже читал, но хочу прочитать еще раз)
Они любили друг друга так долго и нежно,
С тоской глубокой и страстью безумно-мятежной!
Но, как враги, избегали признанья и встречи,
И были пусты и хладны их краткие речи.
Они расстались в безмолвном и гордом страданье,
И милый образ во сне лишь порою видали.
И смерть пришла: наступило за гробом свиданье...
Но в мире новом друг друга они не узнали.
*
Хотел бы в единое слово
Я слить мою грусть и печаль
И бросить то слово на ветер,
Чтоб ветер унес его вдаль.
И пусть бы то слово печали
По ветру к тебе донеслось,
И пусть бы всегда и повсюду
Оно тебе в сердце лилось!
И если б усталые очи
Сомкнулись под грезой ночной,
О, пусть бы то слово печали
Звучало во сне над тобой!