Самуил Маршак - Гвоздь и подкова

Самуил Маршак - Гвоздь и подкова

Не было гвоздя -
Подкова
Пропала.
Не было подковы -
Лошадь
Захромала.
Лошадь захромала -
Командир
Убит.
Конница разбита -
Армия
Бежит.
Враг вступает в город,
Пленных не щадя,
Оттого, что в кузнице
Не было гвоздя.

@темы: Книги

---

Вольтер освежает

Действительно - освежает. Любить, нежно любить французов. Это, наверное, даже намек
Еще нежно любить Гегеля за его остроумие.
Однако, во всей этой любви есть один грустный момент: они Спинозу поняли, несмотря на его речь. Я - нет =(

@темы: Книги, everyday fuck

---

Бенедикт Спиноза, данный в ощущениях

Треклятый Спиноза! Только я ощущаю в себе какой-то проблеск понимания, связанный с его словами(условно - его), так сразу надо завернуть над всем этим какой-нибудь откровенно заумный пассаж о том, что вообще не ясно. И при этом сказать, что это все совершенно ясно.
Это вызывает во мне такую лютую ненависть, что я была бы готова раздробить себе голову, если б Спиноза того стоил. Я даже не буду говорить, как меня обескураживает подобное поведение. Потому что герменевт-недоучка во мне говорит, что мое непонимание связано исключительно с тем, что я отделена от Спинозы четырьмя(?) веками и почти что всей протяженностью Евразии. Про язык уж молчу. Молчу и про перевод(кстати, на самом деле - неплохой). Но все равно. Я должна его понимать. Между мной и Боэцием были пятнадцать веков, но его я почему-то понимаю. Между мной и Августином - шестнадцать веков, но и он мне понятен, насколько это вообще возможно. Даже Декарт - и тот был мне понятней Спинозы!
Спинозы! Который сам полагает за правило писать наиболее простым языком, чтобы быть понятным! Хотя... может быть он и понятен. А я - дура =(
И немного откровенной злости: я буду читать Спинозу и про Спинозу до тех пор, пока не пойму. И от этой мысли мне становится грустно.

@темы: Книги, everyday fuck

---

Бенедикт Спиноза

все очень плохо

Либо я - дура, что вероятней, либо Спиноза оказался редким занудой. Вероятно, конечно, что я просто выбрала какой-нибудь излишне сложный текст.
Но факт остается фактом(и поиск причин - по самому Спинозе - относится к третьему способу перципирования, который не ведет к истине.): я его не понимаю. Я его не понимаю, выдержки вместо коротких и хлестких оказываются длинными и забористыми. Это утомляет и удручает.
Потому что текст сопровождается огромным количеством сносок - они (условно) ясней самого текста. Но для меня это не признак сложности языка и идей Спинозы, а признак моего непреодолимого несовершенства. Не-пре-о-до-ли-мо-го. Совсем. Я чувствую, чувствую, что будь я лучше, я бы его понимала. Ведь не может же так быть, чтобы нельзя было понять текст? Я прошу себя потерпеть, может, дальше все будет легче... Но, прочитав уже треть, я понимаю, что где-то потеряла нить его рассуждений. И дальше - не будет легче.
Почему-то в голове мельтешат мысли, которые должны бы меня утешить - о том, что парафраз не признак понимания, а код может быть лишь идентичен сам себе. Но это не работает, потому что я знаю одну простую вещь: это отговорки, призванные моим сознанием для того, чтобы хоть как-то спасти его от осознания абсолютной беспомощности, ошибочности моего выбора.
Я хочу расплакаться. Я чувствую себя дурой и хочу расплакаться. Ведь это именно я не понимаю. Именно я.

@темы: Книги, everyday fuck

---

Ричард Матесон – Нажмите кнопку

Наткнулась достаточно случайно на вольную интерпретацию этого рассказа и подумала, что фильм потерял то очарование, каким обладает рассказ - не от того, что дистанция между фильмом и зрителем гораздо короче той, что выстраивается в рассказе.
"Нажмите кнопку" - очень короткая история. Как и положено рассказу. Короткая история, внутри которой поднимается слишком много вопросов: позволяет ли жизнь вместе двум стать одним? И ответ - нет, не может. Но не потому что в ней нет такой потенциальной возможности, а из-за грубости и несовершенности человеческой природы.
Но в то же время... краткость рассказа не позволяет нам признать его абсолютно аутентичным. Это красивая зарисовка с красивой композицией. Но, видимо, даже я слишком зажралась, чтобы быть восхищенной такой простотой.

@темы: Книги, объекты познания

---

Разное про литературку специальную - и немного рефлексии

Внезапно читаю "Содержание и форму" Василия Кандинского. Отсылка в используемой литературе для статьи.
Очень короткое, очень образное эссе. Короткие, практически односложные подпункты/подглавки. Однако - бесконечная глубина мерцающей истины: уже век назад понимание структуры художественного произведения оказывается на бесконечно высоком уровне. Впрочем, я думаю, что так всегда обстоит с истиной. К ней ведет, если верить Декарту, лишь прямая дорога, выстланная лишь достоверным, достойным доверия.
Кстати, Кандинский выражает очень интересную идею возврата искусства к первоначальному синкретизму(но это такой же возврат, какой, например, марксисты предполагают - от протокоммунизма(?) первобытного общества через закоулки разнообразных форм классового неравенства к коммунизму утопическому). Но не мог же один Кандинский стоять с этой точкой зрения? Надо смотреть дальше.
Тем не менее - приятное чтение всегда вызывает недоумение: если все это было написано еще век назад, то что я, пискля, могу добавить? Осталось ли хоть что-то неизведанное и близкое мне? Или вся моя философская карьера будет заключаться в протирании пыли с томиков моей обширной библиотеки - и показывании потомкам тех же яиц, только в профиль?
Даже Беньямин, которого мне тут сегодня припомнили (посоветовали!), в плане понимания языка(который у него очень и очень широк) пока что не успел мне рассказать чего-то откровенно нового(лишь то, что я могла бы и сама себе придумать, если б задалась такой целью - и двигалась к ней с тем же упорством, с которым я стала закатывать истерики). Но я очень на Беньямина надеюсь. Должна же книга оправдать мое доверие, которое ей оказал мой кошелек?
Есть еще Гартман, с которым мы однозначно сходимся в понимании феномена формы (но - опять же - он все сказал до меня)... Я не знаю, что делать с этим всем. Я не знаю, что делать с миром, который из таинственного и неразгаданного превратился в изведанный и лишенный секретов. Даже если это мнимое чувство - оно приводит меня в отчаяние. Но кому бы я ни пыталась его объяснить, описать - я везде встречаю непонимание. Может, я зря ищу его?

@темы: Книги, объекты познания

---

Чехов - "Черный монах"

Советую почитать вот эту повесть господина Чехова. Жуткую повесть, на самом деле.
Жуткую не самой своей мистической подоплекой, не тем, что нет виноватых и правых, а тем, что Чехов описывает те формы как человеческого эгоизма, так и человеческой заботы, которые монологической природе губительны для мира в целом.
Человек страшнее сна, страшнее безумия. Не от того, что человек, по большому счету, способен на любую жестокость, но потому, что человек в своем эгоизме способен извратить любую идею, разбить в исступлении самое любимое. А для чего? Ради миража и фантома, в слепой уверенности, что если не будет ему ниспослано одобрение откуда-то свыше, то он ничего и не достигнет.
...в слепой уверенности, что имя ему должен кто-то дать. Человек-голем, человек-кукла: сотри букву, обрежь нить - и он упадет замертво, лишенный надежды, обращающийся сухой глиной. И некого будет ему позвать, не к кому будет обратить свой шепот, кроме как тому, кто создал его, кто дал ему имя.
Удивительно, сколько пафоса может из человека выжать Антон Павлович.

@темы: Книги, объекты познания

---

Прочитать в ближайшее время:

ссылки на книги

1. www.lib.ru/INOOLD/WOLTER/kandid.txt
2. www.litmir.net/br/?b=85959&p=15
3. lib.ru/INPROZ/REMARK/front.txt
4. lib.ru/INPROZ/SELIN/kraj_nochi.txt

А не то... придет строгий ментор.

@темы: Книги

---

Уильям Сатклифф - А ты попробуй

как-то невнятно

В жизни есть вещи, которые меняют человека раз и навсегда. Список может быть очень длинным - и очень смешным. Чаще всего в этом списке будет звучать слово "первый". Первый секс, первая сигарета, первое похмелье, первое то и первое это.
Но отдельным пунктом всегда будет путешествие. Самостоятельное путешествие. Потому что оно всегда - первое.
"А ты попробуй" Сатклиффа - это повесть о путешествии. И это само путешествие. Специфический, циничный язык Сатклиффа - такой весь невысокий, пестрящий бранью. Специфический, молодежный - сугубо молодежный, - сюжет, вертящийся вокруг постели, по большому счету.
Но, мне кажется, что эта повесть не столько о том, как весело съездить перед учебой в университете на другой конец света, а о том, что путешествия - разные. И люди тоже - разные.
Но, если честно и оставить попытки сказать что-то положительное и умное, - это просто охуенно смешно.

@темы: Книги, объекты познания

---

Франк Павлофф - Коричневое утро

Метко, по-французски цинично и слишком коротко.
Слишком коротко.
Но если б я это прочитала не после подавляющей "Исповеди неполноценного человека", то впала бы в прострацию и много бы плакала. А сейчас - не могу.
Читать здесь, например.

@темы: Книги, объекты познания

---

Осаму Дадзай - Исповедь Неполноценного человека

"Вот чего бы я сам страстно пожелал! О Боже, ниспошли мне твердость духа! Научи меня, Боже, стать обычным человеком!"

"Исповедь неполноценного человека" пришла в мою жизнь около года назад. Но тогда оттуда было вынесено лишь одно: "Дадзай нас всех раскусил - мы не можем не оправдать чужих ожиданий".
Страх, безволие, нежелание действовать, нелепая убежденность в собственной исключительности - и не важно в какую сторону.
Мы все неполноценны. И это "мы" вырастает из способности сострадать Ёдзо.
Дадзай нас всех раскусил. Во всем.

@темы: Книги, объекты познания

---

Внезапно

...внезапно задались вопросом: а где в Средиземье жили люди и сколько их было?

@темы: Книги

---

А еще я хочу трехтомник Хрестоматии по Истории Философии под редакцией Микешиной.
Особенно - второй том. Очень, навсегда и в кровать.

@темы: Книги

---

Мандельштамим тихонько

Стихи

Дано мне тело - что мне делать с ним,
Таким единым и таким моим?

За радость тихую дышать и жить
Кого, скажите, мне благодарить?

Я и садовник, я же и цветок,
В темнице мира я не одинок.

На стекла вечности уже легло
Мое дыхание, мое тепло.

Запечатлеется на нем узор,
Неузнаваемый с недавних пор.

Пускай мгновения стекает муть
Узора милого не зачеркнуть. - Мандельштам.

@темы: Книги, everyday fuck

---

Немного Бодлера

Шарль Бодлер - Человек и море (в переводе Вяч. Иванова)

Как зеркало своей заповедной тоски,
Свободный Человек, любить ты будешь Море,
Своей безбрежностью хмелеть в родном просторе,
Чьи бездны, как твой дух безудержный, - горьки;

Свой темный лик ловить под отсветом зыбей
Пустым объятием и сердца ропот гневный
С весельем узнавать в их злобе многозевной,
В неукротимости немолкнущих скорбей.

Вы оба замкнуты, и скрытны, и темны.
Кто тайное твое, о Человек, поведал?
Кто клады влажных недр исчислил и разведал,
О Море?.. Жадные ревнивцы глубины!

Что ж долгие века без устали, скупцы,
Вы в распре яростной так оба беспощадны,
Так алчно пагубны, так люто кровожадны,
О братья-вороги, о вечные борцы!

Вот тут и здесь - другие версии переводов.

@темы: Книги

---

Александр Блок

Блок

Пристал ко мне нищий дурак,
Идет по пятам, как знакомый.
«Где деньги твои?» — «Снес в кабак». —
«Где сердце?» — «Закинуто в омут».

«Чего ж тебе надо?» — «Того,
Чтоб стал ты, как я, откровенен,
Как я, в униженьи, смиренен,
А больше, мой друг, ничего». —

«Что лезешь ты в сердце чужое?
Ступай, проходи, сторонись!» —
«Ты думаешь, милый, нас двое?
Напрасно: смотри, оглянись…»

И правда (ну, задал задачу!),
Гляжу — близ меня никого…
В карман посмотрел — ничего…
Взглянул в свое сердце… и пла́чу.

@темы: Книги

---

Кафка - В исправительной колонии

цитата

...Первые шесть часов осужденный живет почти так же, как прежде, он только страдает от боли. По истечении двух часов войлок из рта вынимают, ибо у преступника уже нет сил кричать. Вот сюда, в эту миску у изголовья – она согревается электричеством, – накладывают теплой рисовой каши, которую осужденный при желании может лизнуть языком. Никто не пренебрегает этой возможностью. На моей памяти такого случая не было, а опыт у меня большой. Лишь на шестом часу у осужденного пропадает аппетит. Тогда я обычно становлюсь вот здесь на колени и наблюдаю за этим явлением. Он редко проглатывает последний комок каши – он только немного повертит его во рту и выплюнет в яму. Приходится тогда наклоняться, иначе он угодит мне в лицо. Но как затихает преступник на шестом часу! Просветление мысли наступает и у самых тупых. Это начинается вокруг глаз. И отсюда распространяется. Это зрелище так соблазнительно, что ты готов сам лечь рядом под борону. Вообще-то ничего нового больше не происходит, просто осужденный начинает разбирать надпись, он сосредоточивается, как бы прислушиваясь. Вы видели, разобрать надпись нелегко и глазами; а наш осужденный разбирает ее своими ранами. Конечно, это большая работа, и ему требуется шесть часов для ее завершения. А потом борона целиком протыкает его и выбрасывает в яму, где он плюхается в кровавую воду и вату. На этом суд оканчивается, и мы, я и солдат, зарываем тело.

@темы: Книги

---

К вопросу о птичках.
Чезаре Павезе. Из цикла "Придет смерть и у нее будут твои глаза", перевод Михаила Сухотина.

Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Эта смерть, что нас сопровождает
неусыпно с утра до ночи, глухая,
как стыд или скверная привычка,
как абсурд . Глаза твои будут –
немой крик, несказанное слово,
тишина.
Так ты видишь их каждое утро,
наклоняясь над своим отраженьем
в зеркале. О, дорогая надежда,
в этот день узнаем и мы:
ты – ничего, и ты – жизнь.

На каждого смерть по-своему смотрит.
Придет смерть, и у нее будут твои глаза.
Это будет как порвать с привычкой,
как увидеть в зеркале все то же,
но только мертвое лицо,
как услышать сомкнувшиеся губы.
Мы сойдем в водоворот немыми.

Господа и дамы(чаще дамы, чем господа), это написано чуть более полувека назад. И это - сквозное мироощущение человека вот уже больше века. Возможно, это - единственное ощущение человека. Мне нужен "Закат Европы".

@темы: Книги, observation

---

Бродский - Натюрморт

НАТЮРМОРТ

Verra la morte e avra i tuoi occhi.
C. Pavese

«Придет смерть, и у нее
будут твои глаза»
Ч. Павезе

1
Вещи и люди нас
окружают. И те,
и эти терзают глаз.
Лучше жить в темноте.

Я сижу на скамье
в парке, глядя вослед
проходящей семье.
Мне опротивел свет.

Это январь. Зима
Согласно календарю.
Когда опротивеет тьма.
тогда я заговорю.

2
Пора. Я готов начать.
Неважно, с чего. Открыть
рот. Я могу молчать.
Но лучше мне говорить.

О чем? О днях. о ночах.
Или же - ничего.
Или же о вещах.
О вещах, а не о

людях. Они умрут.
Все. Я тоже умру.
Это бесплодный труд.
Как писать на ветру.

3
Кровь моя холодна.
Холод ее лютей
реки, промерзшей до дна.
Я не люблю людей.

Внешность их не по мне.
Лицами их привит
к жизни какой-то не-
покидаемый вид.

Что-то в их лицах есть,
что противно уму.
Что выражает лесть
неизвестно кому.

4
Вещи приятней. В них
нет ни зла, ни добра
внешне. А если вник
в них - и внутри нутра.

Внутри у предметов - пыль.
Прах. Древоточец-жук.
Стенки. Сухой мотыль.
Неудобно для рук.

Пыль. И включенный свет
только пыль озарит.
Даже если предмет
герметично закрыт.

5
Старый буфет извне
так же, как изнутри,
напоминает мне
Нотр-Дам де Пари.

В недрах буфета тьма.
Швабра, епитрахиль
пыль не сотрут. Сама
вещь, как правило, пыль

не тщится перебороть,
не напрягает бровь.
Ибо пыль - это плоть
времени; плоть и кровь.

6
Последнее время я
сплю среди бела дня.
Видимо, смерть моя
испытывает меня,

поднося, хоть дышу,
зеркало мне ко рту,-
как я переношу
небытие на свету.

Я неподвижен. Два
бедра холодны, как лед.
Венозная синева
мрамором отдает.

7
Преподнося сюрприз
суммой своих углов
вещь выпадает из
миропорядка слов.

Вещь не стоит. И не
движется. Это - бред.
Вещь есть пространство, вне
коего вещи нет.

Вещь можно грохнуть, сжечь,
распотрошить, сломать.
Бросить. При этом вещь
не крикнет: «Ебёна мать!»

8
Дерево. Тень. Земля
под деревом для корней.
Корявые вензеля.
Глина. Гряда камней.

Корни. Их переплет.
Камень, чей личный груз
освобождает от
данной системы уз.

Он неподвижен. Ни
сдвинуть, ни унести.
Тень. Человек в тени,
словно рыба в сети.

9
Вещь. Коричневый цвет
вещи. Чей контур стерт.
Сумерки. Больше нет
ничего. Натюрморт.

Смерть придет и найдет
тело, чья гладь визит
смерти, точно приход
женщины, отразит.

Это абсурд, вранье:
череп, скелет, коса.
«Смерть придет, у нее
будут твои глаза».

10
Мать говорит Христу:
- Ты мой сын или мой
Бог? Ты прибит к кресту.
Как я пойду домой?

Как ступлю на порог,
не поняв, не решив:
ты мой сын или Бог?
То есть, мертв или жив?

Он говорит в ответ:
- Мертвый или живой,
разницы, жено, нет.
Сын или Бог, я твой.

@темы: Книги

---

Рэй Брэдбери - Песочный человек - впечатления

Есть в человеческой жизни две интимные просьбы: "дай мне имя" и "пожалуйста, прими меня таким, какой я есть". Они взаимоисключающие. Потому что первая означает: дай мне смысл, отнеси меня к чему-то, все проекции моей самости - ощути и познай. Вторая же: прими мою самость, ощущай мою самость - и только ее, перестань множить множества - и просто смотри на меня, просто слушай меня.
Логический аппарат построен на том, что мы одно соотносим с другим. Мы живем в мире не симулякров даже - а слов, просто слов, из которых не вырваться. Я могу сколько угодно называть свои имена, менять функциональные маски - но "Дадзай нас раскусил", мы не можем не оправдать чужих ожиданий. Поэтому я никогда не смогу быть не-Ульяной или антиУльяной с теми, кто зовет меня Ульяной. Это и описывает Брэдбери: с неизъяснимой, чарующей наивностью художественной формы, эстетического осмысления. Но этот пласт - не самый главный пласт рассказа: он лишь основа, фундамент, декорация, на фоне которой разыгрывается совершенно другая трагедия.
В человеке заложен невообразимый, немыслимый потенциал: весь человек - это направленное движение. Куда? Либо глубже в грязь, либо выше - к трансцендентной свободе, свободе абсолютной. Я много думаю о свободе - свободе, как минимум, от себя, от собственного феномена. И со времен подросткового бунта, когда я писал зарисовку "Гнилая свобода" - мое мнение не изменилось: абсолютная свобода - это смерть. Сейчас я смотрю на это чуть-чуть по-другому, с меньшим нигилизмом по отношению к вере - и учитываю посмертие. Что будет, когда мое сердце и мой разум остановятся? Я вглядываюсь в пустоту непостижимого: и надеюсь, что это будет не точка. Что моя смерть здесь будет подразумевать нечто за смертью. Я хочу в это верить. И не думать о том, что именно представляет из себя это нечто. Однако помимо абсолютной свободы от диктата законов Разума и Слова, пророка его, есть свобода относительная. Свобода делать или не делать, чувствовать или не чувствовать.
Любое взаимоотношение между людьми - это форма рабства. Добровольное это рабство или нет - опять же вопрос свободы. Лучше, конечно, добровольное: так спокойнее - и это позволяет примириться с непостижимостью абсолюта, не растрачивая себя на бунт. Позволяет все меньше и реже говорить всуе.
А бывает и так: "Тебе лучше быть у нас, на острове. У тебя высокий коэффициент умственного развития, ты можешь гордиться, что оказался здесь, среди других маленьких гениев. Ты эмоционально неустойчив, ты подавлен, и мы пытаемся это исправить". Бывает так, что все решают за тебя. Отбирают у тебя право быть собой, лепят из тебя прекрасное мраморное лицо - у которого никогда уже не будет различия между дикой, природной самостью и желаемым ими, этими всесильными и многомудрыми вершителями твоей судьбы, проявлением. И все - восстает.
Свободу у человека отнять нельзя. Потому что она никогда не принадлежала человеку, по большому счету. Это он, человек, к ней стремится. Ходит по темным улочкам мракобесия - лишь бы, лишь бы Она пронизала его внезапно. И путь, который человек выбирает для достижения свободы - всегда велик. Всегда. Даже если для этого он предает идеалы того, что мы называем человечностью. Предательство и верность - это решения одного порядка, этическое значение которых - фикция. Я понимаю Роби Моррисона, но осуждаю его поступок. Он для меня немыслим, потому что я остаюсь на земле, в этом ужасном концлагере для гениев - и пусть там занимаются тем, что по душе мне, я бы сама не вынесла навязчивости, однозначности парадигмы. Я остаюсь с Неозначенным, Неопределенным, знающая вкус, цвет, запах свободы - и внезапно лишенная всего этого. Я негодую вместе с пленниками - и первым, предавшим, и вторым, преданным.

@темы: Книги, объекты познания