Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Переписка, переписка, переписка. Куча слов - важных, неважных, понятных и непонятных. Я счастлив, что встретил этих людей. Счастлив. Действительно. Меня даже теперь не сильно пугает тот факт, что я еду феанорингом на Валинор. Я даже ткань купил на костюм. Завтра соберусь с духом и буду шить.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Сушняк подкрался незаметно, предварительно подсунув мне Шкловского. Я люблю читать жития. Не святых, но подобных им - биографии поэтов. Особенно люблю русских, времен кончины девятнадцатого-зародыша двадцатого века. С упоением читал "Роман без вранья", "Воспоминания" и сейчас читаю Шкловского. Все дело в том, как оно написано - в переплетении всего искусства, всего настроения народа и власти. Ты видишь узел, в котором родилось то, что сделало уже тебя. Вся твоя родословная и родославная отражена в буквах. Весь ты - в буквах. Чужих, не своих, как бы обычно кажется. Ты видишь этот взрыв - ту самую Революцию. Видишь, как футуристы поплевывают на символистов, как символисты кривят лица, как Есенин буянит в участке, как рождаются "12", "Облако", "Верлен и Сезанн", "Сорокоуст", "Пой же, пой", "Реквием", весь "Камень", да и много чего еще. И, черт бы их всех побрал, ты точно знаешь, что они были обычными - да, да, обычными! - людьми, чувствовали то же и так же, как и ты, но ты не веришь своему рассудку. Они, - ты упрямо говоришь себе, - не такие, как я, они - не отсюда, не с этой планеты, у них зеленая кровь и чудные легкие, способные дышать метаном; они говорили на всех языках мира тогда, когда ты еще и "мямя" сказать не мог; они не могли быть страшными; они не отсюда! А они, оказывается, могли жить с нездоровыми зубами.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Нет, блядь, я не теряю самообладание и терпение, когда встречаю человека не способного понять мое сообщение, мою логику ведения дел "эпистолярных". И да, я не считаю себя образцом для подражания.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
В этих контактах в пятнадцать минут одиннадцатого утра так и не найти человека, способного разделить чувства и ностальгию бывшего ролевика, нынешнего анимешника и перманентно активного поклонника Уайльда и Маяковского. Нах так жить? И кому я теперь один на два голоса спою любимую часть Финрод-Зонга?
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
А еще можно бегать по квартире с вантузом и кричать "Блядский рот и блядский дом, я найду тебя блядствующая сковородка! Я найду тебя и СВАРЮ в тебе прекрасные и сытные куриные яйца!" Утро. Очень хочу кушать. Ебал я через пиздихухоль эти каникулы.
UPD: Хуяссе, я баке для воды литров на двадцать, в котором маман обычно свое тряпье красить изволит, нашел кастрюлю. о.0 Может, стоит искать сковородку под ванной?
UPD2: Нет, под ванной не было сковородки, зато была славная форма для кекса. Это намек, что ли? "Сделай кекс и отравись"? Т.Т
UPD3: Сковорода оказалась под раковиной, где я ее сначала не приметил. Эх, теперь надо решить, что я хочу приготовить. А бывает ли омлет с яблоками?
UPD4: Я это съел. Нет, оно было без яблок и почти не шевелилось. Так как я не люблю молоко, я довел сметану, яйца и кетчуп до однородной массы, от всей души посыпал перцем и вылил на сковородку. Скорее всего, я выживу. А когда я выживу, я сделаю себе омлет с яблоками.
Эх... Словно бы и не было этих четырех лет с начала ведения дневника.
Вообще, у нас с кухней очень странные отношения. Мой первый опыт приготовления чего бы то ни было оказался весьма и весьма спорным: а вы бы стали есть салат из листьев капусты, политый какао? Вот-вот. Я даже сам на этот подвиг не решился. Мне было лет пять, наверное. Следующие лет семь-восемь я занимался тем, что варил кисель. С желатином и разнообразными кашами. Если честно, было вкусно, но на вид - не очень. Еще где-то с полгода-год я мог приготовить только чай или кофе. Но внезапно в мою жизнь ворвалась Она - яичница по-итальянски(впрочем, от итальянцев там были только помидоры, но это так, к слову). Это было откровением, посланным свыше. Сначала я, конечно, был до ужаса классичен - добавлял лишь сыр и мясо. Но потом... я начал это перемешивать во время приготовления и вот перед моим взором оказалась напоминающая перекрученные в мясорубке мозги, но очень вкусная масса. В то же время в моей жизни появились пельмени. Я решил их совместить. Да, я добавил вместо мяса пельмени и все это пожарил. Предварительно залив кетчупом. Эта моя привычка вызывала множество насмешек со стороны милой девушки Оксаны. А потом я решил сварить кашу... Несколько раз я забывал о ней, и она горела синим пламенем, источая маловразумительные запахи, несколько раз я ей банально травился. С тех пор кухня для меня была лишь местом, где можно и нужно покурить. О! Как я завидовал тем, кто умел готовить! О! Как я ленился ввести запрос хоть куда-нибудь и научится готовить! Самое смешное, что я, судя по всему, так и не сделаю этого решительного переворота в своей жизни.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
А я его послал, я его послал, послал, послал, послал! (с) Но, жопой чую, это еще не конец. Зато стало немного легче. Вообще, меня пугают настолько настойчивые люди. Я что, самый левый или самый уке? А еще слово "глинтвейн", случайно зацепившее глаз, вызвало волну стойкого отвращения. Нет, ничего против не имею, но разговоры о глинтвейне порядком устарели, на мой взгляд. "Надо стремиться в завтра, вперед, чтоб штаны трещали в шагу!"
@настроение:
Ой, неужели я дожил до дня появления записи "дыбр" в моем дневнике?
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Хочу уехать в Киев. Один. На неделю. Остановится в "Туристе", ходить через дорогу на рынок, покупать фрукты. На остановке брать сигареты. Курить в номере. Ночью ходить на майдан. Покупать книги на их языке. Выучить их язык - такой родной мне и такой далекий. Я помню эти улицы. Помню цветы на балконах. Любовь к Киеву - от отца.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
О да-а! Да-а! Да-а! "Речи Высокого" - это чистый экстаз! О-о-о! Житейская мудрость! Теперь перед приходом в гости буду осматривать все входы и выходы: вдруг где враг притаился? Без девяти шесть утра. Вести с фронтов.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
I wanted you to know I love the way you laugh I wanna hold you high and steal your pain away I keep your photograph, I know it serves me well I wanna hold you high and steal your pain
Лето. Только сейчас, заново истекая истерикой, я понял, что лето началось. Не сдав экзамены, не выпив с классом на прощание, а только сейчас, первый раз запустив поиск по дневникам. Надежда, глупая надежда на то, что я таким образом найду кого-то, кто будет писать о том же, о чем пишу я. Кого-то, с кем можно будет поговорить. Не напялить маску, а поговорить.
'Cause I'm broken when I'm open And I don't feel like I am strong enough 'Cause I'm broken when I'm lonesome And I don't feel right when you're gone away
"Учись стоять один" - верные, правильные слова. Верные, но от этого только больнее. Я знаю, что я не один такой ебанутый, но мне это знание ничего не дает. Я знаю, что не единственный, но когда я не могу отпустить свою мысль на волю, на свободу, мне одиноко. Что с того, что я могу "говорить с минувшими и грядущими веками", если я хочу говорить с настоящим? Или хотя бы с кем-то, кто чувствует то же самое и кого это ощущение заботит более других? Возможно, все мы чувствуем одно и то же, но приоритеты, акценты расставляем по-разному. Так почему среди всех людей я не могу найти кого-то, с кем смогу говорить без преамбул и переводов?
The worst is over now and we can breathe again I wanna hold you high, you steal my pain away There's so much left to learn, and no one left to fight I wanna hold you high and steal your pain
Лето - паршивая пора. Такая же паршивая, как и зима, и весна, и осень. У паршивого человека весь год паршивый. Просто одежда меняется. Я пишу длинные посты, которые, как мне кажется, возьмут на себя труд прочитать двое-трое. Но ни один не скажет и слова против. Не будет дискуссии, не будет разговора. Незамысловатого такого разговора, где собеседники останутся при своем мнении, вне зависимости от количества брошенных слов. Никто не будет "ловить кайф", пытаясь осознать, установить рамки собственной позиции.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Дома решительно нечего делать. На улице решительно нечего делать. В интернете решительно нечего делать. Гомоэротические романы из сферы фентези плавно перетекают в сферу реализма. Покупка нового блокнота так и не сподвигла меня на перенос в него необходимой информации из старого. За день уже поглотил три альбома Bad Religion. Я говорил, что бабушка подарила мне цепочку из серебра? Теперь ношу ее на запястье и чувствую себя непроходимо волосатой бабой. Нерешительно топчусь возле стопки книг "к прочтению" и никак не могу к этому притронуться. Нерешительно топчусь возле кучи грязной одежды и постоянно забываю закинуть все это барахло в барабан стиральной машины. К просмотру лежат "Зерофилия" и "Хиросима, любовь моя". Курсор мышки нерешительно вертится вокруг ярлыков, но пока ничего не предпринимает. Теннесси Ульямс с его "Кошкой на раскаленной крыше" все же смог пробиться через мою нерешительность и был прочитан. "Новенький" Сатклиффа уже почти кончился. Смотрю в окно. Там, слава богу, не осина, но клены. Милые сердцу клены. А сирень, стоявшая у подъезда, разительно изменилась с тех времен, когда я имел привычку гулять во дворе. Она теперь какая-то пожухлая, старая и извращенная. Я любил ее. Любил ее зимой - безумная красота тонких веточек, прогнувшихся под тяжестью белого снега. И все это - на фоне грязно-рыжей кирпичной стены. И все это - такая банальность, что выть хочется. А не можется. Просто нельзя выть от этого. Штудирование постулатов ШДК не помогает сосредоточить мысли на одном: я постоянно соскальзываю в воспоминания, в отвлеченные сравнения. Наверное, я похож на участника эксперимента, который уже сделав все необходимые задания, решил узнать, что же такое с ним делали и зачем.
Мы платим долги только тогда, когда хотим влезть в новые.
Деревня для меня — проклятое место постоянного шума. Возможно, так получилось из-за того, что это не мое место, не мой дом. Здесь слишком шумно. Деревня развивает в горле зычный голос, тогда как в городе даже крик превращается в почти интимный шепот. Тишина, воспетая поэтами, появляется в деревне лишь ночью, когда спит все, кроме редких птиц. В городе можно найти тихое место всегда. Частность, отделенность — это городской лейтмотив. В деревнях нет псевдонеформальных течений — они не нужны; никому не надо обращать на себя внимание - зачем? Голос ведь зычен и так! Никто не пытается пробиться сквозь пелену постоянной тишины. Долгие застолья, которыми сопровождается мое пребывание в деревне, переполнены алкоголем и шумом. В городе так бы не могло случиться. В городе есть возможность выбирать. Город, со всем его мифическим шумом, все-таки поразительно тих и безразличен, что приятно отличает его от деревни, с ее отголосками неосознанно языческого гостеприимства. Я мог называть себя язычником ранее, но я был не прав. Я далек от любой религии, кроме веры в себя. В деревне, на пути к ней — невозможно читать, невозможно сосредоточится. Кажется, я понял, что раздражает меня, что мешает мне ездить в деревню. Я — дитя городской тишины, это — взрастивший меня воздух, и любое отдаление от святого духа — насилие над естеством. *** Четыре дня обдумывал разнообразные «Зачем?», коих, если быть предельно честным, задано было немало. Но я напишу лишь о нескольких. Зачем я читаю? Можно ли сказать, что эта тяга — лишь следствие деятельности заведенного механизма, где не сама красота является целью, а ее призрак, ее жалкое подобие? Можно ли считать, что этот призрак культуры для меня всегда был важнее истинной культуры? Иными словами: что для меня всегда было важным — без конца анализировать, являя собой одну из моделей вечного двигателя, или все же чувствовать, именно «говорить в веками грядущими и минувшими»? Это «зачем?» существует не для красоты, это не попытка казаться лучше и чище, это не повод для самокопания — это единственно возможный, на мой взгляд, путь самодетерминации. Жизнь без «зачем и почему» - хаотичное движение корпускул, чего человек, увы, себе не должен позволять. Человек должен понимать к чему и зачем он движется — только так он сможет полностью раскрыть свой потенциал, только так совершаются безумства, о которых мечтают, наверное, все в семнадцать с половиной лет. Но, оглядываясь на те далекие страницы этого дневника, что были написаны в тринадцать, в четырнадцать лет, я почему-то не вижу внятной траектории — лишь безотчетный путь частицы. Зачем я курю? Вернее: «Зачем ты это делаешь?» - спросил меня отец, когда я признался ему (снова) в этой пагубной привычке. Я не знаю. Это тоже можно отнести к тому хаотическому движению. Я просто не в состоянии не курить. Может быть — я не прав; может быть — он излишне сгущает краски.